— Тась, пожалуйста. Не руби. Дай шанс.
— Еще слово, и я выйду из машины.
Ее голос сиплый, и в глаза снова собираются слезы.
Я затыкаюсь и вдавливаю педаль газа в пол.
Как так-то? Как? Почему мы теперь словно чужие? Это же неправильно. Она – моя. Я -ее. А остальное…остальное просто ошибка.
В голове тут же раздается ленивый, полный ядовитого сарказма смех Алексы.
Не помню, как мы доезжаем до дома.
— Подпиши заявление, — снова просит жена.
— Нет.
— Тебе нравится мучить меня? Нравится унижать? Принуждать?
— Да нет же! Я просто хочу быть с тобой.
— Я не хочу, — она прикрывает глаза, и из-под ресниц срывается крупная капля, прочерчивая дорожку по щеке, — и не буду.
— Дай шанс, — повторяю, как заведенный, — прошу тебя.
— Какие шансы, Кирсанов? О чем ты? Я видеть тебя не могу. Слышать не могу. А от одной мысли, что ты прикасался ко мне после того, как…хочется содрать с себя кожу.
— Только один шанс, — твержу, как тупой попугай.
— На что ты рассчитываешь? Думаешь, меня перестанет передергивать от твоих прикосновений? Или я перестану видеть призрак другой женщины за твоей спиной? Или я забуду о том, что ты сделал и прощу, лишь бы не оставаться одной?
Я не знаю, на что рассчитываю. Просто хочу удержать ее рядом.
— Я тебя люблю, — хриплю слова, которые уже ничего не значат.
— Странная у тебя любовь, Кирсанов. Признаешься одной, а трахаешься и одариваешь подарками другу.
— Я хотел от нее откупиться.
— Да какая разница, — она снова надевает очки, прячась от меня за темными стеклами, — Не ходи за мной. Я хочу собраться спокойно. Без лживых взглядов и пустых разговоров.
— Но…
— Оставь меня в покое, — цедит сквозь зубы, — и подпиши заявление. Хоть в этом поступи как мужчина, а не как капризный мальчик. Не мучай меня больше. Я никогда не прощу тебя. Не прощу, что по твоей вине мы…вот так…
Голос у нее ломается. Она шмыгает носом, проводит рукавом по мокрым щекам и, не оглядываясь, уходит домой. В наш дом! А я сижу в машине и не могу пошевелиться. Глаза печет, сердце в хлам.
Это конец. Что бы я ни делал, как бы ни дергался. Конец
Глава 18.2
— Максим Владимирович, я изучил ваше дело! И у меня есть хорошие новости.
Я устало сжимаю переносицу. Напротив меня сидит Аркадий Юрьевич Раков –воодушевлённый адвокат, крутой спец по бракоразводным процессам. С офигенными рекомендациями и сто процентной результативностью.
Он по-деловому отрывисто пролистывает бумаги, а я тихо ненавижу его.
И себя ненавижу.
И всех вокруг тоже ненавижу.
Потому что развожусь. Понимаю, это лучшее, что я могу сделать для Таисии, после того как причинил боль и разрушил веру в наше счастье. Понимаю и то, что если начинать заново, то только с абсолютно чистого листа. Дать ей успокоиться, остыть. А потом завоевывать заново, шаг за шагом возрождать подорванное доверие и стирать плохие воспоминания. Это большая работа, сложная.
Я готов, но как же страшно отпускать. Кажется, что стоит только отвернуться, и она исчезнет, раствориться, словно ее никогда рядом и не было.
Все понимаю, но тошно до блевоты.
Невыносимо видеть слезы в ее глазах. Разочарование и боль там, где раньше была только любовь.
Урод я все-таки. У-род…
Устало прикрываю ладонью глаза. Надоело все.
— Учитывая, что вы были главным добытчиком в семье и все активы на вас, а ваша супруга из глубинки и пришла в брак, не имея ничего за душой, то не составит труда отправить ее восвояси с тем, с чем пришла.
Раздвинув пальцы, смотрю на него. А он по-деловому продолжает:
— В крайнем случае ограничимся небольшими отступными, чтобы не вякала. Иначе можно пригрозить, что лишится своего салончика. Ну и, как акт доброй воли, билет за ваш счет в ту Тьмутаракань, из которой она приехала. Можно даже бизнесс-классом.
Он улыбается, уверенный в том, что все идет как надо.
— Мне нужен другой адвокат…
— Судья готов пойти навстречу и перенести заседание по вашему делу на полторы недели раньше… Что простите? — замирает, так и не перевернув до конца очередную страницу, — что вы сказали?
— Мне нужен другой адвокат, — монотонно повторяю, постукивая пальцами по столу, — до свидания.
Он выглядит так, будто его с размаху огрели пыльным мешком по голове.
— Я не понимаю… От моих услуг никогда не отказываются. — возмущается он, покрывшись белыми пятнами. Высокие залысины блестят от пота, подбородок подрагивает, — никто лучше меня не сможет так безболезненно и с минимальными потерями вывести вас из неудачного брака.
— Вы предлагаете мне разорить свою жену. Выкинуть ее без копейки на улицу, и доводить ее угрозами, чтобы не мешалась? Так?
— Ну…— он мнется, — это крайние меры. Только если заартачится…
— До свидания.
Он подскакивает со своего места, захлопывает папку и начинает запихивать бумаги в портфель. Всем своем видом демонстрирует оскорбленную добродетель, а мне так похер, что даже шевелиться лень.
Смотрю в окно. Тону в своих мыслях.
— И все-таки я требую объяснений! — не выдерживает он. Останавливается, так и не покинув мой кабинет, — вы сами пригласили меня, а теперь выгоняете. Я вам что, мальчик на побегушках? Я адвокат, к которому запись на полгода вперед. Люди жилы рвут, чтобы попасть ко мне. Я лучший в своей области!
— Вы помогаете оставлять бывших жен ни с чем. А мне нужен человек, который, наоборот, может проконтролировать, чтобы ей досталось все, что положено. И даже больше.
