просто так — по доброте душевной — никого покрывать не станет.
— В общем… есть загвоздка… — нехотя проговорил Волгин. — Зэком, тем самым, который за зельем к кладке бегал, в районном управлении заинтересовались… — Михаил Ильич, взяв паузу, сделал вид, что ищет нужную бумагу у себя на столе. — Есть у меня приказ этапировать его в район. Понимаете, чем это пахнет, Коробов?.. Он же сдаст вас наверняка! Ну вас-то, положим, еще полбеды, так ведь и начальству вашему достанется, да и руководство колонии полетит за недосмотр…
— Что же делать? — пролепетал Коробов.
— Не знаю, — пожал плечами Волгин. — Что тут сделаешь?.. Хотя… Если с зэком этим… с Лужёным… случится там чего-нибудь… ну несчастный случай, скажем, или еще что, то, может быть, и обойдется…
— Я понял! Понял! — лихорадочно кивая, зачастил Коробов. — Все понял! Сделаю как надо! Я его…
— Ничего не хочу знать, Коробов! — сердитым окриком перебил прапорщика Волгин. — И вообще, даже близко ко мне с этим делом не подходите!
— Да, да! Конечно! — снова закивал прапорщик.
— И еще, — вполголоса добавил Волгин, — времени у вас до этапа два дня — завтра и послезавтра. Не управитесь — пиши пропало.
— Управлюсь… Только бы устроить так, чтобы Лужёного отправили на лесопилку на эти два дня…
— Хорошо.
Небольшая лесопилка находилась в ведении прапорщика Коробова и считалась чем-то вроде подсобного цеха, поскольку предполагалось, что на ней производятся пиломатериалы только для нужд самой колонии. Надо ли говорить, что предприимчивый прапорщик, поощряемый к тому же кое-кем из лагерного начальства, устроил так, что лесопилка работала на износ, в три смены, а изготовленные на ней доски благополучно уходили «налево».
В самом конце дня, после того как закончила работу вечерняя смена, а ночная еще не пришла, в пустом здании лесопилки появилась тщедушная фигурка Лужёного со шваброй и пустым ведром в руках. Ему было велено убрать площадку перед пилорамой, куда складывались предназначенные на распил бревна. Для этого остатки бревен зацепили лебедкой и подняли под потолок.
Лужёный не спеша поставил ведро на пол и стал сметать в кучу щепки и остатки сосновой коры. Дальше все произошло так быстро, что уголовник даже ойкнуть не успел. Раздался похожий на удар хлыста звук лопнувшего троса, и сосновые брёвна со страшным грохотом обрушились на голову Лужёному.
Притаившийся за штабелями досок Коробов, как только затих стук падающих бревен, аккуратно высунулся из своего укрытия и осмотрелся вокруг. В пустом здании стояла тишина, но тут вдруг раздался громкий и мучительный стон, заставивший Василия Ивановича похолодеть от страха.
На полу, среди раскатившихся в разные стороны бревен выгибался дугой и надсадно кричал от боли Лужёный. Его неестественно вывернутые ноги оставались недвижимыми, а туловище и стиснутые в кулаки руки непрерывно дергались. При этом лицо уголовника было настолько искажено на редкость страшной гримасой, что у наклонившегося над ним прапорщика волосы зашевелились от ужаса.
Крики искалеченного уголовника буквально разрывали нервы Коробова, и он, не помня себя, схватил валяющееся рядом ведро, смятое упавшими бревнами, и в полнейшем исступлении принялся изо всех сил бить им лежащего человека по голове. Крики затихли, но Лужёный был все еще жив… Коробов несколько опомнился и опустил ведро, потом замахнулся еще раз, но ударить уже не смог…
— Что, начальник, трудно человека порешить?
Раздавшийся за спиной у прапорщика хриплый голос заставил его буквально подпрыгнуть. Коробов, выронив из рук ведро, резко обернулся.
Прямо перед ним стоял и смотрел на него в упор колючими глазами щуплого телосложения зэк в чистом бушлате.
— Спрыгнуть, значит, захотел? — глумливым голосом спросил заключенный. — Не… Не пойдет! За тобой должок…
— Ты кто?.. — в замешательстве проблеял Коробов — Что ты мелешь?.. Какой еще должок?..
— А ты как думал? Шныря завалил, так и все теперь?.. Концы в воду?.. — процедил сквозь зубы зэк, зло ухмыляясь. — Не, начальник! Будешь и дальше дурь носить…
— А с этим-то мне что делать?! — лязгая зубами от страха, спросил Коробов, кивнув на корчащееся в конвульсиях тело Лужёного.
— Кончается он, — ответил уголовник. — Как отойдет, спрячем здесь… пока… Я кому надо скажу… Ночная смена заступит; все сделают так, что никто его не найдет…
Лужёный выгнулся еще пару раз и затих, вытянувшись, как будто собирался лежа выполнить команду «смирно».
— Ну давай, начальник, — скомандовал зэк. — Раз, два, взяли!
Вдвоем они перетащили тело поближе к штабелям свеженарезанных досок, положили его рядом с наваленной тут же горой опилок и принялись торопливо закапывать еще теплый труп под опилками.
— Подожди, — остановил Коробова сиделец. — Дай-ка я с него робу сниму.
— Зачем это? — удивился прапорщик.
— Ты его робу вынесешь за колючку и оставишь где-нибудь. Только так, чтобы ее нашли… — зэк посмотрел на хлопающего глазами Коробова. — Тогда его на воле ловить будут, а не здесь искать, — объяснил он. — Понял?
Уголовник с трудом стащил вылинявшую с пришитой на груди табличкой робу, обнажив разрисованный размытыми татуировками худой и бледный торс Лужёного.
— Держи, начальник, — сказал он, швырнув робу в руки Коробову. — Все… Иди, давай… Я тут сам управлюсь.
Прапорщик сразу же поспешил прочь, а уголовник некоторое время с интересом рассматривал татуированное тело мертвого уголовника, потом, оглянувшись по сторонам, заметил на стене пожарный щит, снял с него лопату и принялся торопливо бросать опилки поверх трупа.
Каждому по заслугам
Неприметные «Жигули» с затемненными стеклами подъехали к основательно построенному, но порядком обветшавшему зданию Василеостровского рынка без четверти одиннадцать. Автомобиль припарковался напротив колоннады, украшавшей фасад рынка, и в течение пятнадцати минут выпустил из своего салона одного за другим четверых мужчин упругого телосложения и с демонстративно индифферентными выражениями на лицах. Мужчины эти, смешавшись с плотной толпой покупателей, быстро растворились в лабиринте рыночных прилавков, ларьков и палаток.
За пару минут до одиннадцати из машины вылез Коробов и с видом приговоренного к расстрелу побрел, спотыкаясь на каждом шагу, в сторону главного входа на рынок. Мало чего соображая, пенсионер уже известным ему путем дошел до подсобки, в которой устроил себе штаб-квартиру смотрящий за рынком.
На стуле рядом с
