Карло – это Молоканов. Надежда говорила, что Вовку так прозвали в офисе. А они с Одинцовой нарекли его Юлием. Маргарита тогда даже не подозревала, кому именно придумала такое прозвище.
Она одернула себя за то, что отвлеклась, и снова вслушалась в инструктаж бабки Сандрозда.
– Я выйду, и через пару минут тоже выходите. И не вздумайте тут своевольничать. Срок дадут как исполнителям, если все правильно скажете. И по первому разу скостят.
– Мы поняли, спасибо вам, Луиза Кимовна, – чуть слышно пролепетала Дашка.
– Только с покупателем как быть? – снова встрял Валерка.
Послышался звук сильной затрещины.
– Ты без хорошего леща думать не в состоянии? – рявкнула Луиза. – У вас один покупатель, организатор и босс. Баянов. Больше ни-ни. Я, правда, знать не знаю, кто это…
– Знаешь, – фыркнул Сандрозд. – На красном ровере к Дашке за деньгами приезжал. Друг ее шантажиста.
– Тогда вообще все строится, – подумав, заверила бабка. – Я пошла. И вы следом.
Маргарита увидела в камеру, установленную напротив входной двери, прямо под козырьком, довольное лицо бабки Сандрозда.
«Хороший план придумал Молоканов, – одобрила Рита тогда. – Баянов точно сухим из воды не выйдет. И главное, как все совпало до деталей. Вот голова! Только нужно стереть запись. Немедленно!»
Она повернулась на правый бок и с любовью посмотрела на спящего мужа. Рита не могла поверить, что Вовка ошибся. Только не он. Но откуда ему знать, что в Вишневке с давних пор принято хранить ключи от калитки в почтовом ящике. Изнутри вкручивается шуруп, и к нему привязывается шнурок с ключами, чтобы в случае если захлопнется дверь или другая напасть приключится, можно хотя бы войти во двор. Рита в душе не ведала, откуда пошла эта мода и как о ней могла узнать Даша, но при первой возможности кинулась к пустовавшему годами самодельному почтовому ящику старого Баяна. Засунув руку в широкую прорезь, нащупала веревку внутри и быстро перерезала взятыми с собой маникюрными ножницами, спрятала улику в карман. Дома она спокойно раздела Саньку, вместе с Молокановым полюбовалась сковородкой, подвешенной на стену в гостиной и, проходя мимо пылающего камина, забросила туда старый потрепанный шнурок. Языки пламени быстро сожрали единственную зацепку, способную подтвердить непричастность Баянова.
Маргарита, повернувшись на бок, подавила поднявшийся из груди стон.
«Ни о чем не жалею, – жестко подумала она. – Это мой ответ тебе, Илюша. Сладкое блюдо, поданное холодным. За все твои делишки, за воровство Вовкиных идей, за мои слезы». Она снова почувствовала весь тот ужас, когда так и не смогла найти своего Хана. Увидела презрительную улыбочку Лизы Талахадзе и будто опять услышала ее отповедь.
– Пошла вон, побрякушка хренова! – Эти гадкие слова еще долго стояли у Риты в ушах. Она вспомнила резкое замечание врача, когда ее доставили в больницу, и только тогда прекратила реветь и оплакивать украденное Баяновым счастье.
«Молоканов искренне заблуждался, – утирая слезы, подумала она. – А это лично от меня, Илюша. И за его мучения тоже. За каждый Вовкин рубец, покрытый татуировкой, за шрамы на голове!»
Маргарита повернулась к Молоканову и в приливе великой любви взгромоздила на него руку и ногу. Обняла. Он, просыпаясь, притянул ее к себе, прижал крепко и пробурчал, встревожившись:
– Что, Ритуля?
Ритка, распластавшись на любимом мужчине, чмокнула его в ключицу и пожаловалась:
– Наверное, не удастся свадебное платье сразу купить.
– Завтра возьмешь карточку и купишь любое. Только распишемся двенадцатого. Дату переносить из-за платья не будем.
– Нас так быстро не распишут.
– Ошибаешься. Принесем справку, что уезжаю в командировку во Владивосток на полгода. В таких случаях регистрируют брак без установленного срока. Все. Давай спать…
– Нет уж! – Маргарита улеглась сверху на Молоканова и заглянула в глаза. – А свадебное путешествие?
– Поехали на Палау, – окончательно проснувшись, предложил он, вместе с Риткой переворачиваясь на бок и подминая ее под себя. – Там Нептун наш в дайверском клубе работает.
– Как скажете, Владимир Петрович! Молоко все равно от нервов перегорело, а дней десять мама с Санькой управится. – Маргарита погладила мужа по голове, зарываясь пальцами глубоко в волосы.
– Две недели, – уточнил он, легко касаясь ее груди. – Тогда давай спать. Или я за себя не отвечаю, – пробурчал Молоканов, обняв жену.
Ритка закрыла глаза и легко коснулась пальчиками его шеи, потом бока с татуировками.
«Платье куплю первое подходящее, туфли тоже посмотрю в салоне. Фата не нужна. Цветы… оранжевые и красные розы», – подумала она, проваливаясь в сон.
Дьяконов проснулся затемно. Прислушался к дыханию жены. После истории с заложниками Надежда плохо спала, вскрикивала во сне. Хорошо, что в тот злополучный день Ритка предложила перенести Надюху в пультовую, иначе бы не спасся никто. Что бы пришло отчаявшемуся Сандрозду в голову, неизвестно, но бог отвел от великой беды. Михаил тихо спустился во двор и с особым ожесточением начал чистить дорожку. Потом, полностью убрав снег с проезда, вышел за ворота и принялся отдирать лопатой утоптанный снег, все еще мысленно прокручивая ситуацию с заложниками. Он услышал перешептывания и увидел несколько пар ног, остановившихся неподалеку. И лишь тогда поднял голову. Соседи из близлежащих домов, незнакомые люди с других улиц и Мерзавчик, улыбающийся хитро и пакостно.
– Что-то случилось? – напрягся Хоппер, в глубине души подозревая, что вся эта шатия-братия прибыла по его душу.
Вперед выступил Мерзавчик и заявил:
– Вам лучше продать дом в Вишневке и перебраться в другое место. Мы собрали подписи о вашем выселении.
– Это частная собственность, – пробурчал Михаил, вглядываясь в хмурые лица соседей. – И мне плевать, что вы там решили. Убирайтесь отсюда и прекратите галдеть. Моей жене нужен покой.
– Мифической жене, да? – взвился Мерзавчик. – Нет у вас никакой жены, и никто не пострадал от взрыва. Ваши инсинуации ни к чему не приведут. Вам не рады в поселке.
Хоппер обалдел от такой наглости.
«Нет, рукоприкладство, конечно, не метод. Но и слов не подобрать!»
Пока он раздумывал, вперед выступила какая-то женщина из активисток. Она откашлялась, собираясь произнести заготовленную речь, но тут из-за угла показалась красная машина. Маленькая, как наперсток. Народ слегка отодвинулся в сторону, давая дорогу чужому автомобилю.
«Только не это!» – пронеслось в голове у Дьяконова. Матис тещеньки он мог бы узнать из тысячи.
Машинка затормозила неподалеку от толпы, и распрекрасная Марина Ивановна явила себя миру. Дьяконову всегда казалось, что теща похожа на Гурченко. Такая же худенькая и статная. Только в отличие от Людмилы Марковны старшая Одинцова носила длинные русые волосы, вечно упрятанные в туго закрученный узел. Но так же любила высокие каблуки и громко разговаривала. И лицо. В свои пятьдесят она выглядела
