которой в одном месте стояли двое и держали большие лестницы.
– «Как пропустили?! Зачем тут с лестницами? Охране головы поотрываю!» – Президента мгновенно накрыло раздражение. «Если на месте усидишь!» – запищал противный голосок сомнений в голове. Он попытался взять себя в руки и прислушался к тому, что происходит снаружи, на Красной площади. Там было подозрительно тихо.
– Крепко стоит? Не завалится? – нетерпеливо спросил Петр.
«Это он о Мавзолее или обо мне?» – усмехнулся Президент.
– А не коротковаты? – продолжал допытываться Петр.
«Что – не коротковаты? – подумал Виктор Александрович. – Руки?»
– Нет, мы сами залезали, хорошо держат! – раздался в ответ знакомый голос.
Президент нервно засмеялся, узнав Толика и Егора, державших лестницы.
– Вчера опосля толка нашего ходил я тут, – пояснил Петр, – не нашел прохода к башенке. Заделали за века. Так придется. Мальчонкой-то я там часто сидел, на мир да на торг смотрел. А ты, небось, и не лазил туда? – подмигнул царь Президенту, показав на небольшую шатровую башенку на Кремлевской стене.
– Как же вас с лестницами без уведомлений пропустили? – строго спросил Виктор Александрович денщика Петра и его водителя.
– Нас никто и не спрашивал, – ответил Толик, безмерно довольный, что Президент заговорил именно с ним. Ему захотелось показаться значительнее и умнее в глазах Виктора Александровича. – Им сейчас не до нас. О народе думают!
Петр поплевал на руки.
– Как в добрые времена. Будто при штурме! Токмо с другой стороны! Ну, полезли?
И ловко заработал руками и ногами. Толик с Егором крепко держали лестницу.
– Давай! – крикнул гигант уже из башенки.
Виктор Александрович последовал за ним.
Башенка оказалась уютной, с двумя каменными сиденьями напротив друг друга и колоколом под самым шатром.
Красная площадь смотрелась оттуда с непривычного и неожиданного ракурса. Было ощущение собственной невидимости, когда ты замечаешь всех и вся, при этом как бы сливаешься со стеной, становишься частью ее.
– Самый вид отсюда! Осторожно, колокол не задень. Вчера вешали ночью. Толик в монастырь Троицкий мотался. Дотемна обернулся! А был бы на лошади – дня три жди.
– У нас охрана вообще в Кремле работает или нет? – нервно рассердился Президент. – Ни о чем не докладывают!
– Ну что тебя по ерунде будить? Ты и так плохо спишь! – подколол его Петр.
Виктор Александрович не понимал, что с ним происходит. Действительность все время отодвигалась от него, и он с трудом вспоминал, зачем, собственно, здесь находится.
– Народ же! Мавзолей! Сторонники Петра! – сконцентрировался он.
– Да гляди же! – потерял терпение Петр.
На площади творилось что-то непонятное. То единство, с которым толпа двинулась из Александровского сада, было совершенно растрачено. У людей не было ни малейшего стремления что-то делать с Мавзолеем, никто к нему даже не приближался.
«Может, ждут тех, кто за Лениным пошел», – пронеслось в голове Президента. Его передернуло от мысли, что он подумал об обитателе монумента, как о живом. Показалось даже, что Владимир Ильич идет внизу в своем костюмчике с жилеткой, с засунутыми в карманы руками, и подмигивает ему из-под кепки.
Президент зажмурился и, открыв глаза, снова оглядел площадь. Виде́ние исчезло. Вся брусчатка была запружена людьми, которые, как во сне, бесцельно бродили туда-сюда, напоминая праздные шатания туристов. Они двигались, как лунатики, и некоторые, пройдя всю площадь, поворачивали на мост или на набережную и шли, казалось, не помня, зачем они здесь. Похоже, что они вообще ни о чем не помнят! В воздух поднялся потерянный кем-то полиэтиленовый пакет из ГУМа и, плавно поворачиваясь то цветной, то белой стороной, поплыл над людьми. Хозяин пакета бросился за пропажей и почти застыл в красивом полете, прежде чем приземлиться на ноги. Взлетевшие потревоженные ветром бумажки медленно бабочками вращались в воздухе.
– Ч-т-о п-р-о-и-с-х-о-д-и-т? – спросил Президент. И ему показалось, что его голос звучит как-то тягуче. Мимо пролетела муха, он поразился, увидев, как она машет крылышками.
Виктор Александрович, удивленно расширив глаза, смотрел, как покадрово разлепляются губы Петра, а затем услышал его голос, звучащий на несколько тонов ниже и медленнее, чем обычно.
– М-ы в с-т-о-м-и-н-у-т-н-о-м п-р-о-с-т-р-а-н-с-т- в-е! – неестественно плавно шевелились губы Петра.
– Ч-т-о з-а ч-у-ш-ь! – почти пропел Виктор Александрович, осознавая, что при замедленном исполнении гнев звучит оперно.
Раздался бой курантов. Президент не сразу узнал знакомые переливы – так торжественно и долго они звучали. От Спасских ворот двинулась смена караула к Мавзолею.
«Как стран-но, ведь от-ме-ни-ли дав-но сме-ну ка-ра- у-ла!» – вяло мелькнула мысль.
Движения солдат напоминали странный балетный танец. Они плавно поднимали ногу вверх, застывали на другой ноге до невероятности долго, как будто старались увидеть свое отражение на носке отшлифованного до блеска сапога. Но поскольку носок был вытянут, в нем отражалось небо. А затем, так же плавно и неохотно, как будто не желая расставаться с надеждой увидеть себя, опускали ногу вниз, чтобы то же проделать с другим сапогом. Пролетавшая мимо птица, красиво и величественно взмахивая крыльями, покосилась на Президента своим круглым глазом, затем распушила хвост, чтобы приземлиться где-то внизу.
– В-с-е, к-т-о в-н-е э-т-о-г-о, ж-и-в-у-т о-б-ы-ч-н-о-й ж-и-з-н-ь-ю. Н-и-к-то н-е б-у-д-е-т з-н-а-т-ь о т-о-м, ч-т-о з-д-е-с-ь. Д-а-ж-е т-в-о-я ж-е-н-а! – голос Петра звучал как заклинание. – О н-а-ш-е-й в-с-т-р-е-ч-е с н-а-р-о-д-о-м т-ы з-а-в-т-р-а н-е у-с-л-ы-ш-и-ш-ь! – Он медленно поднял обе руки, приближаясь к Президенту.
«Ч-т-о о-н х-о-ч-е-т?» – пропелось в сознании Виктора Александровича, который почувствовал, как Петр сжал его плечи. Президент близко-близко увидел круглые немигающие глаза Государя.
– Т-е-п-е-р-ь т-ы п-о-н-я-л, ч-т-о в-м-е-с-т-е м-ы? – разлепились губы под короткими усиками. – Н-е-т-у с-и- л-ы в м-о-е-й в-л-а-с-т-и!
«П-о-ч-е-м-у он н-е м-и-г-а-е-т? – пришла неуместная мысль. – А-х д-а! В-е-д-ь в-р-е-м-я и-з-м-е-н-и-л-о-с-ь! К-а-к-о-й-т-о б-р-е-д!»
Петр опустил руки. Жест вышел, как будто он дирижирует скрытым оркестром и дает знак для последнего аккорда перед окончанием музыкальной фразы.
– И-д-и о-б-н-и-м-е-м-с-я!
У Президента прошибло слезу, он шагнул навстречу Петру. Объятие их в стоминутном времени напоминало космическое.
– А к-а-к ж-е о-н-и? – протянул Президент, указав на площадь.
– О-н-и э-т-о т-в-о-я з-а-б-о-т-а! Н-а г-е-р-б-е д-в-е г-о-л-о-в-ы, д-а т-о-л-ь-к-о в о-д-н-и-х р-у-к-а-х с-и-м- в-о-л-ы в-л-а-с-т-и!
Петр взялся за веревку, привязанную к колоколу.
– Раз, – стал ее раскачивать, – два, – бом, бом, бом! – раздался троекратный звон колокола.
И площадь сразу ожила, люди, застыв на секунду и вспоминая, куда шли, заспешили по своим делам, скоро на ней остались только группки туристов. Сознание Президента мгновенно прояснилось.
– Что, даже не помнят, зачем они здесь? – спросил он своим обычным голосом.
– Помнишь только ты, – ответил Петр. – И, я чаю, крепко помнишь! – и он засмеялся отрывисто и громко.
Остаток дня Президент провел как во сне. В его голове все еще звучали кремлевские куранты,
