курсе личной жизни убитых, собирал сведения о них или был другом или даже родственником. – Тетя Ричарда, Хелен Ларсен, перестала плакать и удивленно вскинула брови. – Мы не можем предсказать, кого он выберет следующим, если захочет продолжить. Поэтому советую следовать указаниям инспектора Гаррисона.
Детектив велел всем сидеть в гостиной и никуда не отлучаться, пока мы не обыщем особняк сверху донизу, после чего наш разговор перетек в коридор, подальше от лишних ушей.
– Я надеялся, ты успокоишь людей, а не напугаешь их еще больше, – проворчал Гаррисон. Лишенный своих ядовитых сигарет, он ворчал больше обычного. – Хотя чего еще ожидать от сумасшедшего вроде тебя.
– Почту за комплимент, – я шутливо поклонился.
Филипп неодобрительно покачал головой, однако мы с инспектором и не думали серьезно обижаться, благо наше знакомство длится достаточно долго, чтобы видеть друг друга насквозь. Каким бы твердолобым болваном он порой ни выглядел, на дне колючих вечно прищуренных глаз я отчетливо наблюдал отражение себя.
Мы добрались до покинутой столовой. Я подгреб под себя крайний стул и уселся на него верхом – такая поза помогала думать. Филипп пристроился рядом, облокотился на стол и трогательно положил голову на руки. Кроме того, он был непривычно молчалив последние полчаса, что в изрядной мере сбивало меня с мысли и огорчало.
– Полагаю, настало время, фигурально выражаясь, раскрыть карты. – Гаррисон развалился напротив, Оливер, как верный подчиненный, замер за его плечом, готовый записывать мои слова в блокнот, который каким-то чудом захватил с собой на праздник. Я собрался с силами и начал:
– Мне доводилось изучать тарологию, толкование карт я помню довольно четко. И, если память мне не изменяет, наш неведомый убийца оставляет зашифрованные послания. Точнее, объясняет, почему выбрал именно эту жертву.
Филипп заинтересованно поднял голову:
– Объясняет? Как?
– Наверное, эти карты что-то значат. Да? – Оливер оторвался от записей и только после того, как озвучил мысль вслух, сообразил, что его никто не спрашивал. Парень залился краской и уткнулся в блокнот. Как я уже отмечал, полицейским он был толковым.
– Ты совершенно прав. Итак, Лейзи Уортон – Влюбленные. Кроме ясного и напрашивающегося значения, в прямом положении она несет более глубокий смысл. Эта карта показывает, что девушка была на грани выбора, боролась между чувствами и разумом, от этого зависело ее будущее. Влюбленные символизируют переходный период, важное решение. – Я прервался, дав слушателям время все осознать. – Теперь Ричард Диксон. Шут, она же Глупец, Дурак. Думаю, тут все и так понятно. В перевернутом положении эта карта символизирует потерю ориентиров, безответственность, глупость, моральное падение. Есть и более конкретные значения. Например, – я намеренно сделал паузу, – измена.
Гаррисон наконец почувствовал себя увереннее, добравшись до момента, где мог применить профессиональные навыки:
– Выходит, парочка переживала отнюдь не лучшие времена? Если наш любитель пасьянсов прав, Диксон гулял от невесты, а та начала, в свою очередь, размышлять, не бросить ли ветреного женишка и начать жизнь заново. Вполне типичная история. Но откуда убийце знать интимные подробности? Если он, конечно, не родственник или… Постойте-ка, из родственников у парня только тетя, которая, коль кому интересно мое мнение повидавшего виды полицейского, на преступление едва ли способна. Но ведь может быть и любовница. Не одна, естественно, а с подельником.
Я вяло хлопнул пару раз в ладоши:
– Браво. Какая длинная цепочка размышлений, инспектор. Я вами горжусь.
– Дерзить будешь, когда поймаем преступника и отправим на виселицу.
Не скажу, что теория Гаррисона привела меня в восторг, однако я, как мог, убеждал себя, что это дело не имеет ко мне решительно никакого отношения.
– Рождество наступило.
Мы все в едином порыве повернулись к Филиппу. Он все так же меланхолично облокачивался на стол и теребил часы на запястье. Стрелки показывали без четверти час. Рождество и впрямь наступило.
– План таков. Мы с сержантом идем наверх и обследуем весь этаж, – распорядился Гаррисон. – Джулиус, на тебе крыло для слуг, один справишься?
– Я с ним, – внезапно твердо возразил Филипп.
– Бросьте, мистер Фелтон. На вас лица нет, идите к остальным гостям и сидите тихо.
– Нет, – я будто со стороны услышал свой голос. – Мне будет спокойнее, если он рядом.
– Дело ваше, – детектив махнул рукой. – Сержант, оружие при вас? Тогда идем. Встретимся через час здесь же.
Оставшись наедине с другом, я без обиняков сообщил, что нисколько не расстроюсь, если он решит присоединиться к остальным в гостиной. Скрыть радость от его отрицательного ответа было нелегко. Я не кривил душой, заявляя, что с ним мне спокойнее не только за его жизнь, но и за себя, ведь Филипп – моя путеводная звезда.
Пустые узкие коридоры служебного крыла навевали тоску, там я не чувствовал решительно ничего, даже той неумолкаемой тревоги, что грызла меня весь вечер. Абсолютная пустота, словно здесь никогда не жили люди. Эмоциональный вакуум с лихвой компенсировался теплом, исходящим от Филиппа.
– А вдруг следующая жертва – мисс Ларсен? – внезапно предположил он, и я удивленно приподнял брови:
– С чего бы?
– Просто предыдущие два… два человека, – от меня не укрылись его секундная заминка и легкая бледность, залившая щеки, – принадлежали одной семье. Осталась только она.
Такая мысль не пришла в голову ни мне, ни инспектору, а меж тем в ней была определенная логика. Я решил, что не помешает вернуться и проверить. Ободренный моей реакцией, Филипп повеселел, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах, и первым приблизился к дверям гостиной.
Но войти мы не успели.
Выстрел опередил нас всего на мгновение. Одновременно с этим в гостиной раздался испуганный женский вскрик, двери распахнулись, однако я уже не видел, кто из них показался, потому как спешил по злополучной лестнице наверх, откуда послышался звук. На втором этаже я несколько замешкался, но Филипп обогнал меня, безошибочно угадывая направление. Я побежал следом и вместе с ним обнаружил сержанта Оливера, застывшего над истекающим кровью телом. Когда Томас обернулся, его глаза были полны ужаса, граничащего с безумием. Губы дрожали, но с них не срывалось ни звука. В руках сержант сжимал пистолет.
– Что случилось, Томас? – Я сделал шаг, и парень отбросил оружие в сторону, рухнул на колени и разрыдался. Внутри меня все сжалось и оборвалось. Я еще не знал, что́ увижу, но чувствовал. Боль. Страх. Неверие. Все это ощутил и я, опустившись на пол рядом с рыдающим сержантом.
Гаррисон был еще жив.
– Джу… Джулиус…
Я склонился к его лицу, пытаясь расслышать неразборчивые слова. Из раны на груди хлестала кровь, я не мог оторвать от нее зачарованного взгляда. Жизнь уходила из тела моего старого друга.
– Джу…ли…
Глаза инспектора расширились и остекленели. Сознание медленно погасло, оставив только матовую пустоту. Сердце остановилось
