Дедушка принадлежал к старинному роду мореплавателей, и в доме было полно интересных и красивых вещей со всех уголков мира. Чучела экзотических животных, всевозможные морские раковины, географические карты, необычные музыкальные инструменты, книги, газеты, игрушки… В этом доме невозможно было соскучиться.
Но мы большую часть времени проводили на улице, подолгу гуляли и говорили обо всем на свете. Бабушка была замечательной рассказчицей, но с ней не было бы так хорошо, если бы она не умела слушать. Она понимала, что у меня на душе неспокойно, но ни о чем не спрашивала, а ждала, когда я сама об этом заговорю.
Вопрос, который постоянно вертелся у меня на языке, касался, разумеется, меня и Каролины. Действительно ли мы сестры? Вещая Сигрид просила меня это выяснить – ради Каролины.
Теперь Каролина утверждала, что для нее это уже не важно, что наша дружба значит гораздо больше. Но раньше, когда я внушала ей то же самое, она даже слушать не хотела.
Поэтому я так поразилась, когда она вдруг изменила свою точку зрения. Сначала мне даже стало обидно: выходит, Каролина больше не хочет быть моей сестрой? И в то же время я понимала, насколько глупо это выглядит. Теперь, когда Каролина наконец-то отказалась от мыслей о папе и нашем тайном родстве – чего я добивалась, – для меня это стало почти что навязчивой идеей. Но, так или иначе, я чувствовала, что когда-нибудь должна докопаться до правды.
Но разговора о Каролине никак не получалось. Не знаю почему, и уж точно не по вине бабушки, но в основном мы говорили о саде. Мне ведь нужно было сделать фотографии для папы. Я очень старалась и не расставалась с камерой, так что бабушке то и дело приходилось покупать для меня пленку.
Однажды после завтрака, когда на улице было тепло и солнечно, бабушка вызвала пролетку, чтобы съездить в небольшой деревенский трактир. Он находился в красивой местности, и папа любил бывать там раньше, когда навещал бабушку. Мы собирались там пообедать. Трактир находился примерно в десяти километрах от города, и пейзажи по дороге были чудные, а последний отрезок пути пролегал по лесу, похожему на парк.
Лошади споро бежали по укатанной дороге, и деревья, в основном березы, поднимались с обеих сторон из мягкой зелени, словно белые колонны. Мы были уже почти у цели, но здесь царили такая красота и покой, что я попросила бабушку сделать небольшую остановку.
Она согласилась. До трактира отсюда уже и пешком было рукой подать. Бабушка отпустила пролетку, и мы остались вдвоем. Заехать за нами должны были лишь через несколько часов. Бабушка эта прогулка нравилась не меньше моего. На ней была большая белая шляпа с красивыми цветами на тулье и легкой лентой, завязанной под подбородком. Радуясь, как ребенок, она быстро пошла по тропинке между деревьями.
Я стояла на месте, вдыхая свежий лесной аромат. А когда оглянулась, бабушки нигде не было, и я громко позвала ее. Она оказалась недалеко.
– Давай погуляем! – крикнула она в ответ. – Я здесь давно не была, и спешить нам некуда.
Я побежала туда, откуда слышался голос, это должно было быть совсем рядом, но бабушку я не увидела. Пряжка на одном башмаке у меня расстегнулась, и я крикнула, чтобы бабушка меня подождала.
В то же мгновение я заметила ее в просвете между деревьями. Она стояла на залитой солнцем полянке, небольшом пятачке среди леса, обрамленном великолепными старыми липами.
– Бабушка, можно я тебя сниму?
– Конечно, я люблю позировать! – засмеялась она и спросила, как именно ей нужно стать.
– Подожди секундочку! Сейчас, пряжку застегну…
Я положила камеру на землю и нагнулась над башмаком. А когда поднялась, меня охватило странное чувство. Время точно остановилось, и вдруг почудилось, что это место мне хорошо знакомо. Но это было невозможно: я точно знала, что никогда не была здесь раньше.
Бабушка стояла, освещенная солнцем, на фоне мощных стволов, а на переднем плане была скамейка. Каменная скамейка.
– Так хорошо? – улыбнулась она.
Она была всего в нескольких метрах от меня, но голос прозвучал как будто издалека, словно эхо из другого времени.
– Берта, милая… ты будешь снимать?..
Я подняла камеру, посмотрела в объектив. И увидела собственную тень, наискосок протянувшуюся в сторону скамейки. Потом я зачем-то шагнула вперед, чтобы тень добралась до скамейки и легла на сиденье. Я не знала, зачем это нужно, но чувствовала, что так должно быть! И тут я замерла на месте…
Каменная скамейка в лесу — у нас была такая фотография. Но вместо моей там была папина тень. А перед скамейкой стояла маленькая Каролина. А ее мать в белом платье виднелась в отдалении среди деревьев, где сейчас была моя бабушка.
Бабушка сделала движение, собираясь идти дальше, но я попросила ее остаться. Я хотела продлить эту сцену, чтобы попробовать мысленно перенестись в то мгновение прошлого, когда папа стоял на этом же месте с вот этой камерой, снимая Каролину и ее маму. Что тогда произошло? Узнаю ли я это когда-нибудь? По крайней мере я должна попытаться…
Где-то запел дрозд. Я сделала еще один снимок и кивнула бабушке, что все готово. Она подошла ко мне, широко улыбаясь, с румянцем на щеках.
– Что случилось, Берта? У тебя вид… как бы это сказать… немного взбудораженный.
Засмеявшись, она покачала головой. Я показала на каменную скамейку. Теперь на сиденье падала не только моя, но и ее тень. Я потащила бабушку к скамейке, и мы сели рядом.
Теперь наконец-то я чувствовала, что могу поговорить с ней. И я рассказала о фотографии из нашего семейного альбома.
– Она была снята здесь, на этом месте. Это та самая скамейка, и дерево то же! А тот, кто фотографировал, должен был стоять там, где я, когда я тебя снимала.
Я помолчала, глядя на бабушку. Она сидела не шевелясь.
– Ты говорила, что папа бывал здесь?
– Да, ездил в трактир… Это верно.
Я описала фотографию из альбома во всех подробностях. Это было несложно: в эту минуту я видела ее перед своими глазами. Все совпадало. Я могла в точности указать место, где стояла Каролина. Тогда ей было года два, не больше.
– А ее мать стояла чуть дальше, среди деревьев – там, где ты только что. И тот, кто снимал, на фотографии тоже присутствует – от него падает тень.
Я показала на место рядом с бабушкой, где на снимке лежала тень. Бабушка сидела и слушала молча. Лишь время от времени поворачивала голову, следя за моими описаниями.
– Я думаю, это была папина тень, бабушка. Ведь это он снимал. Ты понимаешь, о какой фотографии я говорю?
Она провела рукой по каменному сиденью и медленно сказала:
– Конечно, я бы вспомнила ее, если бы увидела. Но сейчас что-то не припоминаю. Твой папа очень много фотографировал.
– Но когда ты последний раз была у нас и мы с тобой сидели на веранде – помнишь? – ты листала альбом, где была как раз эта фотография. Ты на нее долго смотрела. Я же рядом сидела и… заметила.
