чуть не обрекли на смерть его сына. Тот форт у берегов Голландии.
– Помню. Фон Пален преувеличивает. Никакой явной опасности не было. Французы даже не пошли на штурм, увидев наши корабли. Но не об этом я с вами хотел поговорить. Мне известно, что по матери вы ведёте родословную от старинного шотландского рода.
– Действительно, это так. Но связи давно утрачены, – возразил я.
Связи легко восстановить, – заверил меня Уитворт. – Я навёл справки. Ваш род весьма почитаемый в Шотландии.
Я мог бы помочь вам.
– Для чего? – не понял я.
– Разве вы не хотите быто полезным Великобритании? Этой могущественной державе. Она никогда не забывает тех, кто ей предан.
– Простите, но чем же Россия хуже?
– В России, нередко самые преданные оказываются в опале. Служебная карьера напоминает трясину: один шаг не в ту сторону – и вы пропали. Тем более с нынешним императором вам тяжело будет делать карьеру.
– Что вы от меня хотите?
– Немного помощи, и через пару лет я выдам вам патент лейтенанта королевской гвардии Великобритании. За определённые услуги я буду вам платить. Платить хорошо. Вы сможете сколотить хороший капитал и купить поместье где-нибудь вблизи Лондона. Будете блистать в Эдинбурге.
– Но какие услуги я могу оказать? Я всего лишь поручик, – не понял я.
– Вы служите адъютантом у Аракчеева – а это многого стоит. Я постараюсь, чтобы вас продвигали по службе. Мне нужна будет только некая информация и…. Ну об этом – потом.
– То есть, вы мне предлагаете немного поработать предателем? – напрямую спросил я. Меня такое предложение сильно возмутило.
– Зачем же так пафосно? Ничуть. Какое же предательство?
– -А ничего, что я русский дворянин? Может для вас это пустое слово, а для меня честь превыше всего.
Карета остановилась.
– Подумайте, – каменным голосом сказал Уитворт.
Я возмущённый выпрыгнул из кареты и с силой хлопнул дверцей. Карета покатила дальше по темной улице. Фонари её скрылись за поворотом. На душе было гадко. В какую это авантюру меня хотел втянуть сэр Уитворт? Эх, такой хороший вечер испортил! Меня, Семёна Доброва, сына героя битвы под Керникоской хотели завербовать в шпионы, предложили стать предателем! Да это неслыханное оскорбление! Меня записать в иуды?
Я не сразу услышал шаги за спиной. Приближались двое. Шли торопливо. Кто бы это мог быть в столь поздний час, да ещё в такой мороз? Только я решил оглянуться, как впереди из-за угла выкатила почтовая карета. Все вокруг померкло. Мне накинули на голову мешок и выкрутили руки. Я попытался сопротивляться, но все было бесполезно. Грудью упал на пол кареты. Спину придавили ногой.
Готов, голубчик! – пробасил хриплым голосом один из разбойников. – Трогай.
Карета рванулась с места, все зашаталось. Разбойники ослабили хватку. Я тут же воспользовался этим. Резко перевернулся на спину и взбрыкнул ногами. Попал одному из похитителей в лицо. Он ойкнул. Я сорвал мешок с головы, попытался встать. На меня вновь навалились. Нападавших было двое, оба здоровые и крепкие. Я работал локтями, нащупал на поясе у одного из разбойников пистолет и спустил курок. Бахнул выстрел.
– Оглушить его надо, – прохрипел все тот же бас.
В голове моей хрустнуло, раздался протяжный звон, и я провалился в пустоту.
* * *
Я очнулся от холода. В голове гудело. Лежал на чем-то жёстком и холодном. Открыв глаза, увидел над собой низкий кирпичный свод. Свет исходил из крошечного окошка затянутого железной решёткой. Попробовал пошевелить руками. Не связаны. Ноги? Целы. Я осторожно поднялся на локтях, потом сел. Виски сдавило болью, но я перетерпел приступ. Хорошенько огляделся. Сидел на каменном полу в маленьком помещении с единственным окошком и железной дверью.
Я ощупал пояс. Шпаги не было. Нож, что я на всякий случай носил за голенищем, тоже исчез. Осталось догадываться, что это за подвал, в котором я очутился. Застенок? Пыточная камера? Но нигде не видно цепей и колодок. Уловил еле ощутимый аромат винных бочек. Подвал. Уже лучше. Только кому я понадобился? За железной дверью послышались шаги и голоса.
– Живёхонького прихватили, – говорил знакомы мне бас. – Рыпался. Силен мальчишка. Пришлось его по темечку приласкать.
Дурак! А если бы убил? – выругал его второй, отрывистый, сухой.
– Нет. Я же чувствую силу.
– При нем письма какие-нибудь были?
Узнал! Это же Архаров.
– Ничего не было.
Крякнул засов, дверь заскрипела. Меня ослепил свет от факела.
– Добров? – воскликнул Архаров. – Какого чёрта? Вы кого поймали?
– Так, его, – растерялся обладатель хриплого баса. – Лично видел, как он в карету к послу садился, а через три квартала вышел.
– Немедленно верните ему оружие. – Архаров подошел ко мне и, выпучив глаза, оглядел меня: – Добров, вы ли это?
Какие у вас дела с Утвортом? К Аракчееву! Немедленно!
Меня вывели по узкому коридору из подвала. Мы оказались в длинной анфиладе военного ведомства. Вскоре я стоял в знакомом кабинете с малиновыми шторами, перед знакомым столом, за которым сидел Аракчеев. Архаров прикрыл дверь, перед тем приказав дежурному адъютанту никого не пускать.
– Это, вот его задержали? – удивился Аракчеев, указывая пером на меня.
– Так точно-с? – ответил генерал-губернатор.
– От кого, но от вас, Добров, не ожидал.
– Позвольте объяснить, – попросил я.
– Сейчас объясните, – и обратился к Архарову. – Николай Петрович премного благодарен вам за поимку шпиона, но мне тет-а-тет опросить моего адъютанта.
На бульдожьем лице Архарова промелькнуло недовольное выражение.
– Слушаюсь, – ответил он и скрылся за дверью.
– Откуда вы знаете Уитворта? – спросил резко Аракчеев.
– Видел его на приёме у Ольги Жеребцовой.
– И с этой красавицей вы знакомы? Когда вы успели, Добров? Недавно в Петербурге, а уже столько намутили. У Жеребцовой собирается избранный круг мерзавцев. Каким образом вы в нем оказались?
– Протежирован фон Пален.
– Предположим. – Он отложил перо. – Но Уитворт что от вас хотел?
– Я не могу вам сказать. Дал слово.
Аракчеев вырос над столом, опершись обеими руками о столешницу. Грозно посмотрев на меня.
– Я вас поздравляю, Добров, вы вновь вляпались. Я ценю вашу честность, но, когда дело касается политики, понятия о чести и совести перестают существовать. Хотите примерить кандалы – пожалуйста. Ваш глупый поступок тянет лет на двадцать каторги.
– В чем же хотите меня обвинить? – возмутился я.
– Найдём, в чем, – твёрдо ответил Аракчеев. – Прекратите дурочку ломать. Здесь изменой пахнет. Извольте рассказать, какого чёрта вы делали в карете посла Англии.
– Он пытался меня завербовать в шпионы, – сдался я.
– С чего бы?
– Давил на моё родство по матушкиной линии.
– Ах, вы же на треть…какой, на треть.… наполовину – шотландец, – вспомнил Аракчеев, вышел из-за стола и принялся ходить по
