Множество людей тщетно пытались получить комментарий из Института Найтсберри — никто не смог обнаружить местонахождение этого заведения. В Лондоне уж точно не было никаких сведений о месте с таким названием. Как и во всей Англии. Некоторые из тех детей, по словам охранников, говорили с американским акцентом, но через три недели тщетных попыток кашляющие школьники были успешно забыты.
Никто не обратил внимания на мужчину в «бентли», внимательно наблюдавшего, как пятеро школьников вышли друг за другом из главной двери музея. Никто, кроме него, не заметил, что папки в их руках были слишком толстыми.
— Катарина.
Глава тридцать пятая
Грегори Уэйнрайт не был глупцом. Он клялся в этом своей жене и своему психотерапевту. Его мать уверяла, что это так, каждое воскресенье, когда он заходил к ней на чай. Никто из людей, хорошо знавших директора музея, не считал, что он лично отвечал за безопасность Хенли, — в конце концов, для этого он и нанимал профессионалов. Но «Ангел»… «Ангел» пропал! Исчез. Так что Грегори Уэйнрайт был абсолютно уверен, что высшее руководство Хенли с ним не согласится.
Возможно, поэтому он никому не сказал, что его карточка исчезла из кармана посреди переполоха. Возможно, поэтому он не сказал многих других вещей.
Если бы это была другая картина, все могло бы быть забыто. Но «Ангел»? Потерять «Ангела» было непростительно.
Статья, появившаяся в вечернем выпуске лондонской газеты «Таймс», была не совсем такой, как ожидала публика. Конечно, большое цветное изображение потерянного Леонардо смотрело с середины страницы. И разумеется, заголовок об ограблении в Хенли занимал половину полосы. Совсем скоро, думал Грегори Уэйнрайт, на поверхность должны были всплыть странные истории об «Ангеле». Но одного он не мог понять: как всего за сутки прессе удалось превратить историю о большой потере для музейной коллекции — и всего общества — в историю позора Хенли.
В том, что Вероника Майлз Хенли приобрела «Ангела» сразу после Второй мировой войны, не было вины Уэйнрайта. Он не отбирал картину у ее законного владельца и не продавал ее богатому банкиру, который сотрудничал с нацистами. Грегори Уэйнрайт даже не был судьей, который постановил, что, поскольку «Ангел» был законно приобретен у банкира для публичной демонстрации, его нельзя было снимать со стены музея.
«Я ни в чем не виноват!» — хотел закричать мужчина. Но криком делу не поможешь. Во всяком случае, так всегда говорила его мать.
Пресса, казалось, была счастлива получить такую историю. Репутация Хенли была очернена, а Романи выступил кем-то вроде героя — Робин Гуд, возглавляющий веселую банду воров.
И все же, если Грегори Уэйнрайт и мог быть за что-то благодарен, так это за то, что журналисты так и не узнали о молодом человеке.
Уэйнрайт помнил каждую деталь того дня, словно переживал его снова и снова.
— Наша охрана заверила меня, что комната, в которой вас обнаружили, была абсолютно пуста еще до того, как были предприняты противопожарные меры, — сказал Грегори Уэйнрайт, садясь напротив молодого человека с темными волосами и пронзительными голубыми глазами, находившегося в маленькой комнате для допросов Скотланд-Ярда. Детективы убеждали директора, что были слишком заняты поисками настоящего вора, чтобы разбираться с этим мальчишкой, — но Уэйнрайту так не казалось.
— Так и быть, я не стану подавать в суд, — проговорил молодой человек.
— Как именно вы проникли на выставку? — спросил мужчина.
— Я уже говорил вам. И тому, кто был до вас. И тем, кто был до него, и еще парням, которые меня нашли. Я был на выставке, когда услышал сирену. Я побежал к дверям, но споткнулся и упал. Когда я поднялся, двери уже заблокировались.
— Но я был в этой комнате. Я могу поклясться, что наши двери блокируются, только когда зал абсолютно пуст.
Парень пожал плечами.
— Может, у вас проблемы с системой безопасности. — Это было наглой ложью, но директору даже не хотелось спорить. — Моя мама может вам с этим помочь, — предложил парень. — Она в этом хорошо разбирается. Вы же знаете, что она работает в Интерполе?
Женщина, сидевшая рядом с пареньком, была привлекательна и одета со вкусом, Грегори Уэйнрайт отлично видел это. За долгие годы он научился оценивать людей с одного взгляда — столько посетителей проходило через двери Хенли каждый день. Он сразу видел туристов и коллекционеров, критиков и снобов — но никак не мог определить, что за женщина сидела перед ним.
— Как вы выжили, если в комнате не было кислорода? — спросил директор, и парень пожал плечами.
— Какой-то старик оставил там свое кресло. Наверно, у него проблемы с дыханием, потому что за креслом был бак с кислородом.
Грегори Уэйнрайт поморщился, услышав, как одного из богатейших людей на земле назвали «каким-то стариком», но промолчал.
Женщина поднялась на ноги.
— Я пойму, если мы должны будем подписать отказ от претензий или какие-то другие бумаги. Но я уверяю, что у вас нет никаких оснований задерживать моего сына, и, между прочим, ему пришлось пережить тяжелый день.
— Боюсь, ваш сын не может никуда пойти, пока с него не снимут…
— Не снимут что? — фыркнул парень. Грегори Уэйнрайт не мог понять, негодование или страх звучали в его голосе, но парень явно был на грани.
— У меня сложилось впечатление, что ограблено было другое крыло здания, — произнесла его мать.
Парень широко развел руки в стороны.
— Обыщите меня. Давайте! Только скажите точно: что я украл? — Его мать успокаивающе положила руку сыну на плечо, но посмотрела на Уэйнрайта с выражением лица, говорившим: «Отличный вопрос!»
— Мы не собираемся больше тянуть с этим, мистер Уэйнрайт, — холодно сказала женщина. — Я уверена, вам есть чем заняться сегодня. Если хотите услышать совет, то я напомню вам, что в таких делах время чрезвычайно важно. Если вы не найдете картину в течение недели, вы можете не увидеть ее уже никогда.
— Я знаю, — сказал директор, сжимая свои тонкие губы в узкую полоску.
— И даже если вам удастся ее отыскать, полотна пятнадцатого века не слишком хорошо переносят поездки в спортивных сумках или багажниках машин.
— Я знаю, — повторил директор.
— И, я уверена, вам не нужно напоминать, что произошедшее сегодня с моим сыном трудно назвать несчастным случаем?
В первый раз слова женщины по-настоящему привлекли внимание директора. Уэйнрайт раскрыл рот, переводя взгляд с матери на сына, словно не зная, что сказать.
— Кто-то спланировал этот поджог, мистер Уэйнрайт, — проговорила женщина с тихим смешком. — Но я чувствую себя глупо, рассказывая вам это. — Ее губы, накрашенные темной помадой, сложились в полуулыбку. — Я уверена, вы и сами догадались, что весь пожар был не более чем грандиозным отвлекающим маневром. — Она положила одну изящную ладонь на другую. — Фокус, ловкость рук.
