где с ранением?
— Алёна мне не невеста, сколько можно? Заладили, как Марта! Да вы же сами, — всполошился я, — мы же с вами договорились.
— Устные договорённости, не подкреплённые подписями с обеих сторон, не считаются, — едко заметил папа Юра, — вам ли не знать, Платон Олегович.
— Не невеста, как же, — не удержалась от колкости Марья Тимофеевна, — отчего же тебя тянет к ней в кабинет, что наяву, что во сне?
— Куда это его тянет? Когда? — взбудоражился Ильинский.
— Я рооооооожаю, Платонов! Верни мне немедленно моего Леонида в целости и сохранности! — заверещала Элина и горестно застонала.
У меня закружилась голова, перед глазами помутнело, тело налилось свинцом, а в ушах протяжно зазвенело. От жуткого гомона и суматошного мельтешения в кабинете мне изрядно поплохело, и могло стать гораздо хуже, поэтому я собрал остатки сил и рявкнул, что было мощи на безумную троицу.
— Вы с ума что ли сошли единовременно и меня заодно решили лишить рассудка?
Повисла поистине театральная пауза, видимо, каждый из троих думал о наболевшем или о насущном. А я наслаждался воцарившимся явно ненадолго и не к добру покоем и тишину, предчувствуя новую бурю эмоций и шквал слов в свой адрес. То ли Марья Тимофеевна, Юрий Георгиевич и Элина подостыли, подуспокились, то ли набирались сил перед продолжением, но молчание подозрительно затягивалось. Беременная жена Липатова и вовсе будто передумала рожать, что заметил не я один.
— Деточка, ты чего притихла? — обратилась тётя Маша к Элине и подожгла всё той зажигалкой Алёны пучок диковинных трав, луговым ароматом наполнив кабинет.
— Это зачем? Не надо меня вытравливать. — замешкалась Липатова, зажимая нос платком. А меня почему-то зацепил этот платок, что-то он мне напоминал…что-то важное.
Я внимательно проследил за поведением и внешними изменениями Элины. Я не обучался врачеванию и тем более не специализировался на женской гинекологии, но что-то меня насторожило и навело на мысль, что жена Липатова не похожа на женщину, готовую вот-вот разродиться, а на женщину, правдоподобно симулирующую беременность, вполне. Но я мог и ошибаться, поскольку мне история и с нашим общим сном с Мартой казалась очевидной, что вызвало сомнения у тёти Маши.
— Это за тем, Элиночка, — я вышел из-за стола, двинулся к Липатовой и положил руки ей на плечи, — чтобы ты нам рассказала и показала, куда и как, а, главное зачем, вы припрятали с Лёнечкой Марту. Или меня одного это волнует, тётя Маша, папа Юра, чего вы молчите? Продолжайте вопить, причитать, завывать, теперь как раз пора.
— Всем стоять, руки за голову, — пророкотал Калинин и с двумя амбалами в спецовке с автоматами наперевес ворвался в кабинет.
— Стёпа?! — глухо обронила Элина, дрожащими губами, пуская слезу.
Степан застыл на месте, посмотрел на живот Элины и виновато обернулся на стоявшую за его спиной Лейлу.
Глава 42
Я раскрыл рот от удивления, напрочь забыв, для чего явился в кабинет Алёны изначально. А потащился я туда, чтобы успокоиться после дурацкого сна с Мартой, точнее дурацкого расставания с ней во сне. Как вполне разумный человек я понимал, что сладко-горький сон никак не мог повлиять на наши с Ильинской отношения, но сомнения терзали меня и разъедали душу. Я не планировал пить и с кем-либо выяснять отношения. Но, переступив порог кабинета и заприметив издали ту…бесовскую фотографию, захотел напиться до беспамятства и лишиться чувств, по крайней мере чувств к Марте, что то и дело ускользала от меня. Ненароком вспомнился мудрый Пушкин со своим поэтичным чудным мгновеньем, и в поисках припрятанного у Алёны алкоголя я заголосил: «Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты.». После первого выпитого бокала желанное облегчение не настало. Наоборот, довольная физиономия бывшего руководителя юридического отдела и ведущего адвоката, на котором, прям вся-вся база клиентов «Платонов и партнёры» держалась, взбесила меня. «Язва! Стерва! Блудница! Выскочка! Всё из-за тебя и твоей долбанной фотосессии! По тебе тюрьма плачет!», — выкрикивал я, опустошая второй бокал. К моменту прихода ведуньи я был изрядно весел. Но эта несуразная троица вместе и по отдельности отрезвила меня быстрей любой наркологической неотложки. Благо, кое-какие остатки алкоголя теплились во мне. И, когда ввалился Степан и бугаи в форме с автоматами, я обрадовался в душе тому, что перед развернувшейся на моих глазах драмой выпил. Трезвый я бы воспринял ситуацию гораздо хуже. Театрализованное действие, невольным зрителем коего мне пришлось стать, достигло своей кульминации. И лично мне требовался срочно антракт. Я иссяк от ругани с папой Юрой, тётей Машей и Элиной, к которой в принципе не имел никакого отношения. Нет, я когда-то шапочно знакомился с ней, когда Марта застала их с Леонидом и примчалась в слезах ко мне за утешением. Но мы не были знакомы с Элиной до такой степени, чтобы она с ноги открывала двери моей компании. Я с грустью вспомнил ту молодую, заплаканную и прекрасную Марту…
В тот вечер она влетела в мастерскую без стука и без моих любимых пирожков с голубикой. Марта бросилась на старую пружинистую кровать и заревела лицом в подушку.
— Что случилось? — я отложил часы, которые ремонтировал, и поднялся, услышав вместо ответа протяжное завывание и всхлипы.
К тому моменту мне стало невыносимо видеться и общаться с Мартой, поскольку чувства брали верх над разумом и телом, я еле сдерживал себя, чтобы не надавать тумаков Леопольду за его скотское поведение и не расцеловать любимую, позволив себе зайти дальше. Я устал порядком от тени вечно юного и утешающего друга и хотел стать для Марты мужчиной, желанным и возлюбленным.
— Платон, — она перевернулась на спину, и её бежевая плиссированная юбка задралась, оголив ноги, отчего я сглотнул вожделенно, — что со мной не так? Скажи?! — взглянула на меня надломленно и утонула любимая в рыданиях.
— Что стряслось? — спросил я равнодушно, стараясь не смотреть на соблазнительные ножки.
— Он мне изменил, — всхлипнула Марта.
— И? В первый раз что ли? — я категорически не хотел снова вникать в разборки Ильинской и Липатова, поскольку мне осточертело, что она потом успокаивается, прощает его, и они мирятся, оставляя меня ни с чем.
— На этот раз у него любовь, — любимая закрыла лицо руками и завыла.
— С чего ты взяла? Может, банальная интрижка? — я по привычке принялся утешать Марту, сам себя ругая за слабость.
— Нет! Нет! Нет! — взревела Ильинская. — Я видела его любовниц, поэтому и прощала ему измены. Потому что хороший левак укрепляет брак. Ну хотелось ему разнообразия в постели. Не он
