по карману так, что в ближайшие месяцы не с чем будет ходить в бар. Наши туда не заявляются. Они бы и рады были выпить, но бесплатно не дают, а долларов ни у кого нет, как и знания языка, чтобы договориться и толкнуть что-нибудь из казенного имущества. Вполне возможно, что со временем найдут варианты.
Бар был довольно вместительный, с двумя бильярдными столами, на которых звонко разбивали шары. За длинным столом в углу сидели четверо нижних чинов и три девицы. Рядом две пары, а за третьим — три офицера, включая первого лейтенанта Майкла Бриджтауна.
За стойкой орудовал крупный мужик в красно-черной байковой рубахе с закатанными по локоть рукавами. На руках вздувшиеся жилы, будто стакан с порцией виски на самом дне весит не меньше стоуна (шесть с третью килограмма).
Я поздоровался, положил на стойку мужское тонкое обручальное золотое кольцо и сказал:
— Золото, восемнадцать карат, три грамма, за три доллара.
Бармен повертел его, примерил на свои пальцы. Налезло на средний.
— Два доллара, — предложил он.
— И двойной «Джек Дэниелс» со льдом, — выдвинул я условие.
Бармен положил на стойку две купюры, рядом поставил стакан со льдом и долил две унции (шестьдесят два грамма) золотисто-янтарного напитка.
Я оглянул зал, решая, где приземлиться.
Первый лейтенант помахал мне рукой:
— Алекс, иди к нам!
Они сидели в мундирах темно-зелено-оливкового цвета и четырьмя карманами на пуговицах: нагрудные накладные, а нижние внутренние. На углах воротников желтые буквы US. На погонах у первого лейтенанта шпала из стали, а у его соседей вторых лейтенантов — такая же из бронзы. Пояс матерчатый из той же ткани и без бляхи. Рубашки цвета хаки. Галстуки черные. Штаны бледно-серые с розовым. Ботинки темно-коричневые с краснотой. Единственным указанием на принадлежность к авиации были синие околыши их фуражек и стальные значки авиаторов в виде крыльев по боковым сторонам щита, укрепленным над правым верхним карманом.
Я снял шинель и шапку, повесил их на деревянную вешалку, прикрученную к стене, оставшись в парадной форме с наградами. Они произвели впечатление на американских офицеров. Раньше сюда прилетала только молодежь, не нюхавшая порох.
Майкл Бриджтаун представил меня членам своего экипажа — сухощавому, ироничному второму пилоту Джеку Джонсону и рыжеватому круглолицему штурману Кларку О’Нилу. Я назвал свое полное имя и фамилию, звание и предыдущую должность. После чего по их просьбе рассказал, на чем воевал, сколько сделал боевых вылетов, сколько, каких и как сбил самолетов, за что награжден и почему попал сюда.
— Ты хочешь сказать, что тебя, боевого летчика, командира эскадрильи, отправили перегонять самолеты из-за чьей-то жены, что ты не сам выпросил этот перевод, чтобы сбежать с фронта⁈ — не поверил Кларк О’Нил.
— Именно так. С удовольствием бы продолжил воевать, но родился не в той стране и не в то время, — признался я.
— У нас летчики ждут не дождутся, когда налетают двадцать пять боевых и вернутся домой, а у тебя в два раза больше и хочешь продолжить! — удивился и Джек Джонсон.
— Война затягивает. После нее мирная жизнь кажется пресной, — объяснил я.
— Мне такое же другой летчик говорил, — поддержал меня Майкл Бриджтаун.
— Так переходи к нам! У нас летчиков не хватает, а желающих воевать — и подавно! — в штуку предложил Кларк О’Нил.
— Я бы с удовольствием, но не знаю, как отсюда сбежать, — серьезно произнес я.
— Ты действительно хочешь перейти к нам? — спросил первый лейтенант.
— Я сирота и наполовину американец, у которого отец был врагом народа. Я нужен им, пока идет война, а потом не смогу даже в университет поступить, несмотря на боевые заслуги. Так что меня в СССР ничего не держит. С удовольствием сбегу из этой тюрьмы. Лучше умереть на войне свободным человеком, — ответил я.
Майкл Бриджтаун переглянулся с членами экипажа и предложил:
— Можем помочь тебе. Завтра в десять утра мы улетаем в Грейт-Фолс, Монтана. Возьмем тебя с собой, скажем, что ты наш техник.
Это было именно то, ради чего я пришел в бар. Мы обсудили предложенный мною план, внесли коррективы. На имеющиеся два бакса я купил выпивку моим новым друзьям, а потом они мне, и еще раз они, и еще… — и мы еле добрались до своих комнат.
57
Утром меня с трудом растолкали. Я отбивался руками и ногами и посылал всех к черту и еще куда-то. Потом все-таки встал, побрился, умылся и даже сходил на завтрак, где выпил две чашки чая и в коридоре пересекся с Майклом Бриджтауном, который подтвердил вчерашнюю договоренность. Идти на занятия, переводить я отказался наотрез.
— Погано мне, ребята, отстаньте! Голова раскалывается! Пусть Анисимов переводит, ему за это платят! — взмолился я. — Лучше пойду на охоту, разгоню похмелье на свежем воздухе. Я всегда так делаю.
Мне поверили. А как не поверить старшему товарищу, боевому летчику и т. д. ⁈
Новый френч с орденами я повесил на видном месте и в карманах оставил советские деньги. Никакой нормальный советский человек не сбежит без таких сокровищ. Взял сагайдак, как положено охотнику, и кое-что по мелочи, исчезновение чего не вызовет подозрения. Пошел не спеша, попав на глаза нескольким прохожим, к реке Танана, на правом берегу которой расположен Фэрнбанкс. Заметил на ней темную полынью еще вчера, когда крутил фигуры над аэродромом. После посадки прошелся, убедился, что подходит для моего плана. Точнее, план у меня появился, когда увидел рядом с большой полыньей еще и маленькую с метр в диаметре. Наверное, на дне бьют ключи. Я оставил четкие следы к маленькой полынье и даже наплескал шапкой немного воды на лед рядом с ней. Мокрый головной убор оставил на краю. Пусть гадают, зачем я поперся через реку в этом месте и провалился под лед. Стараясь не оставлять следов, добрался до большой полыньи и кинул в нее шинель. Когда-нибудь одежду найдут, не сегодня-завтра, так весной, и еще раз решат, что я утонул с жуткого бодуна. Типичная смерть для советского человека. Социализм есть советская власть плюс алкоголизм.
Без головного убора, в гимнастерки, надетой поверх двух рубашек, я минут десять поотплясывал на морозе возле развалин недогоревшей деревянной избушки, пока не подъехал пикап с грейдером спереди, который используют для расчистки взлетной полосы. Аэродромный персонал и летчики частенько используют его в личных целях. За рулем сидел рыжий Кларк О’Нил, потомок ирландских переселенцев, который дал мне старый летный комбинезон и пилотку.
— Не замерз? — спросил он, когда я оделся и сел в кабину, и протянул мне оловянную фляжку, в которой был
