как остановить таких людей, как я.
Она ушла сама. Не сказав ни слова.
Она, блядь, ушла. Она просто сходила с ума от моего члена несколько часов назад, улыбаясь мне своим прелестным маленьким ротиком, и она ушла.
Она сказала мне, что я могу доверять ей. Заставила меня развязать ее. Убедила меня, что она влюбилась в меня, несмотря ни на что, и она ускользнула, как только я ослабил бдительность.
Все это гребаная игра разума.
Я натягиваю ботинки и делаю выпад за своей кожаной курткой…
Ее нет.
Она взяла куртку. Улика против человека, который похитил ее и запер.
Я направляюсь к двери, наплевав, достаточно ли холодно, чтобы отморозить свои яйца, потому что кровь, кипящая в моих венах, достаточно горяча, чтобы спалить сам ад.
Но я останавливаюсь перед дверью. Кто-то спешит по подъездной дорожке в темноте.
Блондинка, кутающаяся в мою кожаную куртку.
Моя принцесса.
Я опираюсь рукой на дверь, голова опускается, грудь вздымается, дыхание с хрипом вырывается из легких. Она вернулась.
Спасибо, черт возьми.
Она вернулась.
Теперь мне нужно показать ей, что она никогда больше не сможет так меня бросить.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ТЕО
— Разве плохо, что я взволнована тем, что у нас будет собака в «Chi Omega»? — Спрашивает Эддисон с заднего сиденья.
Пайпер гладит Энджел, ухмыляясь, пока ее глаза не расширяются.
— Ты думаешь, их собираются арестовать?
— Должно быть, поэтому они отдают нам собаку Ноэль, — говорит Эддисон.
— Они просто не хотят заботиться о ней. — Чувство вины захлестывает меня. У Ноэль не самые лучшие отношения со своими родителями, особенно с мамой, но они всегда были добры ко мне. Я не хочу обижать их, но ни у кого из них нет времени ухаживать за стареющей собакой.
— Они покончили с Ноэль, — заявляет Эддисон. — Они не хотят иметь дело ни с чем, что принадлежало ей. Вот почему они подарили Кэсси ее ”мерседес".
— Они не давали мне ее мерседес, — поправляет Кэсс. — Они просто разрешили мне позаимствовать его, пока она не вернется.
— Прошло два месяца, — указывает Эддисон. — Ты все еще думаешь, что она вернется?
Глаза Кэсс становятся стеклянными.
— Я думаю, что сделаю все возможное, чтобы вернуть ее.
Я сжимаю ее плечо, чтобы успокоить, не думая об Эддисон и Пайпер, наблюдающих за нами с заднего сиденья. Но рука Пайпер присоединяется к моей, поглаживая руку Кэсс, и ни одна из них, кажется, ничего не думает об этом.
Нам все еще сходит это с рук. Все еще держим это важное событие между нами, в секрете от всех, кого мы знаем. Я поражен, что ее друзья ничего не заподозрили, кроме благодарности, после той угрозы моего отца. Даже если полиция не стала бы преследовать нас, он мог бы.
— Прости, Кэсси, но я действительно не думаю, что это больше спасательная миссия, — говорит Эддисон.
Кэсс шмыгает носом в тишине. Пайпер гладит Энджел по голове, пока не шепчет Эддисон:
— Как ты думаешь, что они с ней сделали?
— Я думаю, мы собираемся выяснить, что они с ней сделали достаточно скоро.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НОЭЛЬ
Взглянув на заброшенный дом, я прокрадываюсь через дверь и поднимаюсь по лестнице в тихую спальню. Мои глаза все еще привыкают к темноте, поэтому я немного неуклюже забираюсь обратно в постель, надеясь, что Бо не проснется.
Как только моя голова касается подушки, дверь со скрипом закрывается. На замок.
Я сажусь прямо, наблюдая за медленно приближающейся маячащей фигурой.
Он встал. Он ждал меня.
Мое сердце останавливается.
— Где ты была? — Его голос низкий, омерзительный. Как будто он бродит по этому дому.
— Я пыталась тебя разбудить, — быстро говорю я. — Не могла уснуть. Мне нужно было подышать свежим воздухом.
— Не лги мне, черт возьми, — рычит он. Я не слышала его таким с тех пор, как он впервые привел меня сюда.
Я складываю руки вместе.
— Я не лгу.
Он подходит все ближе и ближе, пока не превращается в темную тень, возвышающуюся надо мной.
— Верно. Значит, ты не направилась прямо к копам, чтобы рассказать им, где ты была последние два месяца?
— Нет! — Мои глаза чуть не вылезают из орбит. — Я не собиралась им говорить, клянусь. Я пошла в дом своих родителей. Я скучала по ним. Я просто хотела их увидеть…
Он разворачивается, ударяя кулаком в стену позади себя.
Оглушительный треск в тишине заставляет меня подпрыгнуть, сердце подскакивает к горлу.
— Значит, ты бросаешь меня ради людей, которым на тебя насрать? — Бо кричит.
Хотя в глубине души я знаю, что могу доверять ему, что он никогда бы не причинил мне боли, я отступаю. Я наблюдаю, как его сострадание ко мне распадается прямо на моих глазах. И я ничего не могу сделать, чтобы остановить это.
Я не знаю как, но он знает. Он знает, что он единственный, кто остался в этом мире, кому все еще не наплевать на меня.
Я облажалась. Я должна была знать, что не стоит сбегать тайком. Мне следовало подождать, пока он проснется, сказать ему, что я хочу сделать, и он мог бы пойти со мной.
Он думал, что я бросаю его, совсем как его мать. Думал, что я предаю его и сдаю. Что он мне вообще никогда не был небезразличен. Что все, что было между нами, было фальшивкой, уловкой, чтобы заставить его освободить меня. Чтобы я могла нанести ему удар в спину.
Бо опускает руки на матрас по обе стороны от меня, наклоняясь опасно близко.
— Я дал тебе возможность уйти. Ты решила остаться.
— Я все еще выбираю остаться. — Мой голос дрожит. — Я хочу быть с тобой.
— Да. — Он выпрямляется, губы вытягиваются в ровную линию. — Я собираюсь убедиться, что ты не забудешь об этом.
Он тянет меня вверх за волосы, слезы затуманивают мне зрение. Прежде чем я успеваю сообразить, что к чему, он стягивает мою рубашку через голову, а брюки спускает на пол. Он грубо отодвигает мои трусики в сторону и засовывает в меня два пальца. Я вскрикиваю, потрясенная тем, какая гладкость уже поджидает его там.
Он тянет меня за волосы, обнажая шею, и прикусывает. Я хнычу, боль смешивается с удовольствием сильнее, чем обычно, но почему-то не слишком сильно. Все еще заставляет меня хотеть от него большего.
Его пальцы двигаются внутри меня длинными, жесткими толчками, когда
