по рукам и ногам, с растрёпанными волосами и мокрыми от невольных слёз глазами.
– Ну, Яночка, привет! – скривив ярко накрашенные губы, произнесла Федосеенко. – Вот мы и свиделись. При странных обстоятельствах, ты не находишь? – Она прикусила нижнюю губу. – Вот до чего довела тебя твоя способность влезать туда, куда не следует. Попросту говоря, совать нос в чужие дела. Выглядишь ты ужасно, уж позволь мне это тебе сказать. Право слово, не как добропорядочная мать семейства. Колготки порваны, коленки ободраны, лохмы всклокочены… Ну чистая ведьма! Да еще и волосы непонятного цвета. Ты зачем их выкрасила-то? Совсем с ума спрыгнула? Под девочку косишь? Ты в зеркало посмотри, скоро внуков будешь качать, а всё туда же. – Ольга уселась поудобнее и закинула ногу на ногу. – Всё никак не угомонишься? А ведь пора, пора… Ну, ничего, я тебе помогу, да и твоим дружкам тоже. Хватит, отпрыгались! Надоели вы мне, вечно путаетесь под ногами. А ты, Цветкова, особенно. Прими как должное – Мартин мой и только мой! Разве можно променять меня на тебя? Это извращение какое-то. Я, конечно, мужчин понимаю: после сладкого иногда им хочется кислого или горького. Так вот с тобой именно такой случай.
– У нас дети, – прошептала Яна.
– Не дети, а один ребёнок. Второй не его. Да если вдуматься, то и первый тоже, наверняка, не от него.
– Тебе-то откуда знать? – огрызнулась Яна.
– Да, ладно, не хорохорься! Всё равно его тебе больше не видать. Он мой и только мой, понятно?
– Я бы не стала так серьёзно это утверждать.
– А то что? Что ты теперь можешь со мной сделать? А-а, ничего! То-то! А вот я с тобой могу сделать всё, что мне заблагорассудится… – Глаза у Ольги налились кровью от ненависти. – Например, задушить собственными руками, – и она протянула к Яне руки с ярким маникюром, словно собралась сдавить ей горло.
Яна невольно вжалась в стену.
– А тебе не кажется, что это Мартин сам решать должен, – твёрдо сказала Яна. – С кем ему быть, а кого ко всем чертям послать?
– Да что мужики решают? Кто и куда их поманит, туда и идут. Даже такие, как Мартин, – хмыкнула Ольга. – Мы в последнее время с Мартином неразлучны – рестораны, театры, светские вечеринки и… упоительные ночи! – Она бросила победный взгляд на поверженную соперницу.
«Да она совсем на нём помешалась! – пронеслось в голове у Яны. – Сбрендила на Мартине, вот и несёт невесть что!».
– Развяжи меня, – попросила она. – Руки и ноги затекли.
– Ничего, потерпишь… – прошипела Ольга, победоносно глядя на Яну. – Уже недолго осталось. Скоро тебе и твоим дружкам будет легко и спокойно. Там… на небесах! Хотя я бы с удовольствием отправила тебя в Ад.
– Я на небеса не тороплюсь, у меня и на Земле дел полно.
– Надо было об этом раньше думать. Твоё время, дорогуша, кончилось. Лучше помолись.
Яна вспыхнула:
– Кто бы говорил об Аде? Ты – убийца! У тебя руки по локоть в крови!
Ольга засмеялась, откидывая голову назад и показывая ровные острые зубки:
– Фантазия у тебя, Цветкова, больно буйная! А ты докажи! Что? Нет у тебя доказательств? Ну и молчи в тряпочку!
– Ты убила Настю Тиохину?
Ольга перестала смеяться.
– Это еще кто такая? Не знаю я никакую Тиохину. Что за бред?
– А имя Аглая Алмазова тебе знакомо?
Ольга взмахнула длинными ресницами.
– Что-то не припоминаю. У меня много народу работает. Я всех помнить не обязана.
– Ты не можешь ее не помнить. Ты притворяешься.
– Да даже если и помню, то что с того? Причём тут какая-то Настя Тиохина?
– Ты знала Настю под именем Аглая.
– Боже, как интересно! – хохотнула Ольга. – И что с того? Просто бразильский сериал.
– Так ты ее всё-таки помнишь?
– А если помню, то что? Дрянная девка была, непослушная. Я ей деньги платила, а она выкобенивалась – спать с клиентами не желала, до скандалов дело доходило. Пришлось ее поучить как следует.
– Ты убила ее!
Ольга поморщилась:
– Да никто ее специально не убивал. Больно надо! Врезали пару раз, а она брык – и коньки отбросила. Сама виновата, не нужно было выкоблучиваться. Не хотела в зале работать, так должна была в подвале всех подряд обслуживать.
– Это что, сексуальное рабство?
– Ты телевизионных программ насмотрелась что ли? Они любят такие темы. Какое, на фиг, рабство? Просто нужно было Аглае отработать все потраченные на нее денежки.
– Но она же умерла!
– Случается в жизни и такое. Убийство по неосторожности – слышала такой термин?
– Ты убийца!
– Да прекрати ты! Затвердила «убийца, убийца…» Никого я сама не убивала. Поучили дуру, чтобы больше не нарывалась, только и всего.
– Зачем тебе, Ольга, всё это надо? У тебя же вполне легальный бизнес.
– Да, легальный. Но наркотики, камушки и валюту никто не отменял.
– Почему ты мне об этом рассказываешь?
– Да потому, что ты уже не сможешь это никому рассказать. Ты что, не поняла? Тебе конец, Цветкова! – Ольга улыбнулась и у нее на щеке появилась симпатичная ямочка.
Яна вздрогнула:
– Ты не посмеешь!
– А кто мне запретит?
– Неужели ты думаешь, что Мартин простит тебе мое убийство и спокойно продолжит жить с тобой? Ты же его знаешь! Отпусти нас!
– А кто сказал тебе, что Мартин узнает? Я же не дура. Я буду рядом с ним, а ты исчезнешь, испаришься из его жизни. От тебя и следа не останется. Я выйду замуж за Мартина, заберу и воспитаю твоих детей… Завладею твоим имуществом.
Яна вздрогнула, но промолчала.
– Они будут называть меня мамой…
– Ты чудовище, Ольга! Мерзкая отвратительная гадина!
– Я тоже о тебе хорошего мнения, Яночка, – хмыкнула Федосеенко. – Ладно, пора кончать этот концерт. – Она встала.
Но Яна задала еще один вопрос:
– Скажи, как труп Насти… то есть Аглаи, оказался в машине?
Ольга пожала плечами:
– Ну, это совсем просто. Тимофей Мотов помог. Он же любил меня без памяти. Впрочем, как и все остальные. Все ваши галлюцинации – это его рук дело. Ловко он подстроил, правда? И второй труп сунуть в машину тоже он предложил. Замечательно получилось, я хохотала до слёз, честное слово! Еще вопросы есть? Ах, да! Ты просила наладить дела в твоём Центре, шоу-программы и всё такое… Так вот, не волнуйся. В нашем с Мартином Центре всё будет хорошо.
– Отпусти отца, Аксинью…
– Извини, тут я бессильна. Отец твой умрёт вместе с тобой, а насчёт Аксиньи… Я подумаю, может быть она мне еще пригодится.
– Ты очень злая и жестокая.
– Жизнь такой сделала. Я же балерина, а
