добротой или альтруизмом не страдает ни один глава клана.
Наша с Мариной встреча входила в цели и интересы Дома Огня. Но она — лишь первый этап. А вот, что дальше? Посмотрим. Впрочем, Великая Тьма с этим Розенкранцем. Сейчас меня гораздо больше интересовала Смерть.
Она пялилась на Марину с высокомерной насмешкой. Ее взгляд говорил, ну что? Ты посмела, смертная? Посмела пойти наперекор мне? И еще… глубоко, очень глубоко, я заметил чувство, которое Валькирии несвойственно. Ненависть. Не то, чтоб она чистейшей души создание и подобные эмоции ей незнакомы. Наоборот. Смерть — олицетворение всего самого темного и плохого. Но ненависть — это эмоции. То есть, реакция. Признание того, что враг ей небезразличен. Что он представляет для нее угрозу. Я никогда не видел, чтоб Валькирия кого-то ненавидела. Не было достойных. А вот Марину…
Выходит, Высшая ее опасается. Еще выходит, что мне, похоже, понятна причина такого состояния няньки. Из неё не словно все соки выпили. Из нее их реально выпили. Смерть. Смертушка. Моя Госпожа. Похоже, все эти годы она держала Марину под контролем, присосавшись к ней как пиявка. И я могу только преклонить колено перед обычной человеческой женщиной, которая решила взбунтоваться против Высшей. Пусть даже она не знает наверняка, кто такая Смерть, уверен, Марина понимает, что это опасная, сверхъестественная дамочка.
С другой стороны, не понимаю, почему Валькирия тупо не убила няньку, если сочла ее опасным фактором для своих планов. Очевидно же, что сочла. Ревнивая дрянь. Ей не понравилось, что кто-то искренне меня полюбил и в ответ я тоже привязался. А чего уж скрывать, я действительно привязался, будучи еще младенцем. Эта женщина стала мне близка. Как там говорят? Не та мать, что родила, а та, что воспитала?
Тут, конечно, не знаю, мать, не мать. Однако, Марина мне дорога это факт.
Я усмехнулся, глядя прямо Валькирии в лицо. Она оторвала взгляд от няньки, с вызовом посмотрела на меня.
К счастью в этот момент, наконец, очнулся директор школы. А то дьявол его знает, к чему привели бы наши «гляделки». Возле ближайших кустов зашевелились черные тени, а к огромной туче, из которой лупил дождь, подтянулись еще две такие же. Молнии не просто разрезали черноту на небе, они буквально врезались в нее светящимися взрывами.
Мы со Смертью вполне могли потерять контроль оба. Потому что я был очень, очень, очень зол.
— Простите, Иван Николаевич, но что происходит? — Левин вопросительно посмотрел на Старейшину Дома Огня.
— А ничего. Все отлично. Я знаете ли, решил сделать такой сюрприз вашему ученику. Пригласил на торжественное мероприятие человека, с которым у Роберта Матвеевича… и да… не делайте столь удивленный вид. Мы можем называть мальчика именем отца. Старейшина Дома Черной Луны подтвердил это официально. Так вот. У Роберта Матвеевича с Мариной Ивановной связано много приятного. Правда, я сомневался, вспомнит ли он… Но теперь вижу, вспомнил. Видимо, его временное помутнение рассудка было каким-то недоразумением. Иначе мы бы не наблюдали столь трогательную встречу.
Розенкранц с улыбкой изучал меня. При этом он даже не скрывал своих мотивов. Вот, значит, для чего целый глава Дома напрягся и разыскал Марину. Очень сомневаюсь, что все это время она была у него под боком. Я знаю Смерть. Если пять лет назад она решила, что нянька представляет угрозу, но не убила ее, значит спрятала. Отправила в место, где разыскать Марину будет сложно.
Выходит, Старейшина Дома Огня был уверен, что бастард вовсе не дебил и дебилом не был. Потому он и притащил мою первую няньку сюда. Дабы проверить, верны ли его подозрения.
Я показал, что верны. Но… Честно говоря, так глубоко наплевать на Старейшин в общем и на Розенкранца в частности, что я даже заморачиваться на эту тему не хочу. Очень скоро все они окажутся полностью под моей властью. По крайней мере те, кто останется жив.
— Очень хорошо. — Кивнул директор школы, хотя по его лицу было понятно, на самом деле, ничего хорошего он не видит в происходящем.
— Согласен. — Я усмехнулся
Посмотрел сначала на Розенкранца, потом на Глок, на Леонида и, наконец, на Смерть. Какие же они все наивные. Каждый верит, будто разыграл отличную карту и вот-вот, уже почти сейчас, возьмет куш. Ну да, ну да… Придурки… И Смерть. Да, умна. Да, опасна. Но она изначально сделала очень большую ошибку. Недооценила меня.
Я перевел взгляд на бетайласа. Он сделал маленький шажок назад и еле заметно подмигнул мне. Злобный дух гораздо сильнее, чем принято считать. И гораздо умнее. Пожалуй, только он понимает, что именно я задумал. И Борьке это нравится.
— Раз уж мы тут собрались столь приятной компанией, предлагаю не затягивать. — сказал я, а затем повернулся к Марине, которая по-прежнему находилась рядом со мной.
Охранник пытался прикрывать ее зонтом от дождя, но все равно вода затекала и попадала на нее.
— Это здорово, что ты приехала. Если у тебя были сомнения, откинь их. Я смогу тебя защитить.
Говорил я это тихо, только для Марины. Но, думаю, Смерть прекрасно мои слова расслышала.
— Господа, давайте приступим к присяге. Мне не терпится, наконец, стать полноценным учеником-бастардом. — Произнёс я с широкой улыбкой. — Посмотрите, как прекрасно все сложилось. Дождь — это символ омовения. Это знак, что прежний бастард умер, а здесь сейчас родится новый человек.
— И то верно! — Тут же отреагироовал Розенкранц.
— Подождите, но другие Старейшины… Они ведь тоже хотели. По крайней мере, некоторые из них изъявляли желание… — Начал было причитать директор школы.
Но ровно в ту же секунду рядом с ним ударила молния. Это было настолько неожиданно, для Левина, конечно, не для меня, что он буквально подпрыгнул вверх, а потом отскочил почти на десять шагов.
— Видите, как быстро портится погода, господин директор. — Сказал я ему все с той же детской улыбкой. — Мне кажется, разумно будет поторопиться и уже разойтись. Да и учеба, знаете ли, не ждет.
— Ну… Хорошо… — Господин Левин повернулся к наставнику Леониду. — Вы взяли устав и клятву верности бастардов?
Тот молча вынул из-под куртки, которая была накинута на плечи, два свитка и протянул их директору.
— Стойте! Стойте! Погодите!
Сначала никто из нас не обратил внимания на крики. Ливень шумел достаточно сильно, да и состояние у всех было крайне эмоциональное. Кто-то радовался, кто-то злился, кто-то паниковал.
— Стойте!!!
—
