настрой?
— Ни х*я себе, у тебя план.
— Выдохни и уходи. Ты сможешь. Пока еще.
Глядя, как за ужином Степан Тимофеевич кружит вокруг матери, понял: походу, поздно.
Хьюстон, у нас проблема. Бл*
Глава 57
Руслан
Разъезжались в темноте. Сначала Степан Тимофеевич отбыл на своей пафосной колымаге, а потом батя увез маму с детьми на карше.
— Пора думаю, нам с Марго машину купить. Тигра вам отдадим: и привык ты к нему, и коляска нормально влезает.
Кроме обалделого: «Спасибо, пап!» выдавить из себя не смог ни черта.
А потом, закрыв ворота, включив периметр и заперев все двери в дом, помчался к любимой. Бегом.
И все наше безумно горячее счастье повторилось.
И было оно еще лучше, чем все эти годы мечталось.
Когда малышка, изрядно утомившись (лыбу давил изо всех сил, чтобы не смущать), после душа засопела, хотел пойти на кухню: хоть чаю ей сделать, но сам не заметил, как счастливо вырубился рядом со своим сокровищем.
Как всегда, спускаться с небес пришлось внезапно, быстро и резко.
А всего лишь зазвонил телефон.
Спустился-таки вниз.
Вызов оказался весьма неожиданный:
— Слушаю, Степан Тимофеевич!
— Внимательно слушай. Я родителей твоих до дома проводил да вот вернулся.
— Чего это?
Хмыкает и язвительно добавляет:
— Матушка твоя просила присмотреть.
— За кем или чем? — это когда это она успела?
А батя сука куда смотрел? Как он их вообще одних рядом оставляет?
Щелкаю кнопкой чайника, все равно пригодится сейчас чай, походу. Как бы не кофе.
Меж тем наша общая заноза в одном месте продолжает:
— За безопасностью, естественно. Вашей. Тебя и женщины твоей.
Как звучит-то? Вроде же правильно, но у него выходит на редкость похабно сука.
— И что?
— Да вот, не один я тут приглядываю. Батя твой, не иначе как наряд ментов организовал, — и фыркает вроде презрительно, но что-то такое довольное все равно слышится.
— Батя такой, батя может. Как он, кстати, к вашей провожающей компании отнёсся?
Как бы не полез отец ему морду править. Он, конечно, быстро сейчас прогрессирует восстанавливаясь. Но до идеальной формы пока далеко. А этот такой, монстрила.
Сам я бы может год назад и рискнул против него выйти, но не знаю.
Матерый.
Такого только внезапностью и кирпичом в висок брать. Но здесь уже летально.
Степан Тимофеевич хохотнул:
— Срисовал, ясен пень, — и добавил такое, что я просто ох*ел, — Короче, слушай сюда: муж твоей Лады тут в окрестностях шарахается.
Бенедикт, скотина?
— Где?
— Где надо. По лесам скачет.
— Я сейчас выйду, — бросаю и чайник, и заварку.
К черту все. Надо только снарягу прихватить.
Рык в ухо раздался такой, что я чуть трубу не выронил:
— Сдурел? Не вздумай. Пока ты в темноте геройствовать будешь, этот чмырь в дом влезет и жену свою придушит.
Что-что?
Ага, сейчас, влезет он! У бати тут такая многоступенчатая система доступа, что ей-ей.
— Дверь закрою, сигналку включу, — бормочу, вытаскивая из шкафа форму и разгрузку.
— Сиди рядом и не вздумай вылезать, — отрезает Степан Тимофеевич. — Ментам помешаешь, да и мне под ногами только тебя, героя, не хватало. Сиди, карауль свой трофей бл*.
— Вдвоем мы его быстрее нейтрализуем. Никаких ментов не понадобится.
Еще я дома не сидел, когда есть шанс отделать Бенедикта.
Тон в трубке резко меняется, остро напоминая годы службы и учебы, вместе взятые:
— Слышь, старлей? Отставить. На тебе охрана объекта в непосредственном контакте. Как понял?
Бл*.
— Так точно. Понял. Принял.
— Приступай, — прозвучало сухо.
И все бы норм, если бы не последовавший поперек всего уставного тона вопрос:
— Как думаешь, если я этого урода завалю, мать твоя ко мне благосклонна будет?
Чтобы я сейчас ни сказал, Бенедикт, сука, обречен.
— Не могу обещать, — а чего он ждал?
Хмыкает, а потом кратко отрезает:
— Да понятно, бл*. Отставить глупости. Принимай дежурство, старлей.
— Есть.
И тишина. Теперь — настороженная.
Выделываться не стал, сделал как «попросили». Отставка там или нет, но что такое приказ мне известно хорошо. Я за это так расплатился, вовек не забыть.
Как и то, что сначала надо думать, а потом… еще раз думать. И только после — делать бл*.
В ночной тиши сначала вскрыл дачный арсенал, а затем, упаковавшись, сидел у изголовья. Наблюдал. Осознавал. Впитывал.
А под утро уже позвонил отец и жизнь, до этого как будто замершая в состоянии сказочного счастья, вдруг резко рванула вперед:
— Сейчас к дальней калитке подойдёт «рядовой Смирнов», Лада его знает. Периметр отключишь после: «Пароль прежний?» — «Трусы на голове!».
— Бать, что за херь?
— Сидите в доме. Едем с дядей Мишей. Держитесь там.
И пошел я будить Ладу.
Кто-то же должен этого рядового опознать.
Все дальнейшее смешалось в дикий сумасшедший хоровод звуков, огней, людей.
Смирнов прибыл один. Уточнил, все ли у нас в порядке. Доложил кому-то по рации: «Объекты в безопасности. Целы оба». А после согласился испить с нами чаю, но только после повторного включения периметра.
— Кто их, маньяков, знает. Может, и не один был, — пробормотал он, глядя, как я выставляю на пульте рабочие параметры системы.
— Поймали? — уточнил я, глядя в окно кухни, на Ладу, накрывавшую чай.
— Ну, можно и так сказать.
— А если без политесов?
Зыркнул на меня хмуро и огорошил:
— А без них херово выходит. Облажались мы все мощно. Если бы с вами вдруг чего — пиз*ц карьере. Еще и присели бы дружно. Возможно.
— В смысле? Чего стряслось-то?
И пришлось тут мне в очередной раз охренеть.
Если кратенько, то они заступили на дежурство. В охранение нарядом из трех человек. Установка от полкана была — в случае вооруженного нападения бить на поражение.
Рассредоточились, обошли периметр. Заценили охранку. Выделили основные пути подхода. Через час, как стемнело, приехала к поселку машина, и водитель из нее ушел в лес.
Они его по фотографии опознали, но так как предъявить ему было нечего, оставалось караулить у ограды.
Еще через час прибыл Степан Тимофеевич. Честь по чести представился. Принят был настороженно, хоть был с документами, лицензией и устным поручением от матушки: «Присмотреть».
После звонка мне батин армейский приятель также отбыл в лес:
— Лучше урода этого до дома не допускать, как бы он там всех не траванул. Или не поджег.
А под утро со стороны старого заброшенного мраморного карьера послышался крик.
Двое из трех дежуривших полицейских отправились глянуть.
На краю обрыва истекал кровью из резаной раны на плече и шее Степан Тимофеевич. Был в сознании. Показал, где искать Бенедикта. Того на фоне белых стен и дна карьера было хорошо видно.
Пока вызвали «Скорую», оказали первую помощь, доложили полковнику о происшествии, прибыла следственно-оперативная группа из РОВД.
Следаки, конечно, что-то там прикинули и выяснили по горячим следам, пока можно было на Степана Тимофеевича поглядеть. Он им глазами и второй рукой чего-то объяснить пытался. Вроде даже успешно.
«Скорая» его увезла, когда он уже сознание потерял. А тут и батя с дядей Мишей примчали.
И мать следом.
Короче, собрались опять.
С нас-то взятки гладки, Моисей Вульфович это быстро следаку объяснил, батя Владлена Изосимовича дернул, и у них какие-то внутренние выяснения начались, а когда стало понятно, кто там, в карьере, то вообще так закрутилось, что нас послали.
Домой, велев не отсвечивать.
И вот теперь на кухне за столом с кружками кофе сидели родители. Я их после отбытия «Скорой», труповозки и ментов еще не видел.
Все Ладу успокаивал.
Сейчас она, напоенная маминым корвалолом и чем-то еще, дремала в спальне, а я пошел за информацией.
И теперь, традиционно, подслушивал.
— Я, конечно, хотела, чтобы он исчез из нашей жизни. Да, но не таким образом, — мама вздыхает и осторожно дует на кофе.
Батя варил. Густой, черный, обжигающий.
— Жалеешь его, да, Марго? — от такого тона кофе вполне может заледенеть, так-то.
Мама поднимает глаза от чашки:
— Сочувствую. Это другое. Он каким-то неприкаянным мне в этот раз показался, хотя обычные его хамство и наглость при нем.
— У него кризис, — отец кривится.
И я очень его понимаю, учитывая все, чего я успел наслушаться.
Пусть Степан Тимофеевич лежит себе в больничке среди восторженных медсестричек и шикарных докториц.
Подольше и подальше.
От мамы.
Эта святая женщина еще и переживает за него, наглеца:
— Ну,
