Лэнгли. 8 мая 1986 года
Передо мной на столе снова лежала телеграмма, из которой я узнал, что накануне вечером во время выхода на встречу с агентом «Истбаунд» был задержан оперработник московской резидентуры. Телеграмма слово в слово повторяла те, что приходили после ареста агентов «Сфиер» и «Каул». А о чем было еще писать, кроме как о том, что работник ЦРУ попал в засаду, был отвезен на площадь Дзержинского, дом № 2 и через пару часов отпущен? Все телеграммы заканчивались обещанием прислать подробный отчет.
Я перелистал стопку последующих телеграмм, задержавшись на последней, где работник московской резидентуры просил передать его отцу, чтобы тот зарезервировал для него и для жены места в своем клубе в штате Мэриленд. Эта телеграмма возмутила Гербера, который с настороженностью относился к оперативному почерку этого разведчика, после того как несколько недель назад он был задержан в отдаленном пригороде Москвы. Этот работник потерял ориентировку, сделал не тот поворот и оказался у главного въезда в штаб-квартиру ПГУ в Ясенево. Его задержали на несколько минут, опросили, а затем отпустили.
Когда на следующее утро телеграмма об этом инциденте пришла в Лэнгли, Гербер взорвался. У него было твердое правило: оперативный работник должен знать свой город. Если он может заблудиться и оказаться у ворот разведслужбы противника, то какие еще ошибки он может совершить?
И вот теперь, читая телеграмму с просьбой о резервации для него мест в комфортабельном клубе в пригороде Мэриленда, я пытался представить, о чем сейчас думал Гербер. Он не принадлежал к числу тех, кто ведет клубную жизнь, и не жаловал тех, кто был склонен к этому.
Штаб-квартира КГБ. 8 мая 1986 года
Красильников был удовлетворен, как сработала засада. Второе главное управление получило сигнал об ученом, занимавшемся разработкой радаров, и в конце концов установило его. Вместо того чтобы просто арестовать выявленного шпиона, Красильников постарался повернуть эту операцию против американцев. В конструкторском бюро, где работал агент, распространили слух: есть подозрения, что американская разведка проникла в бюро, но если шпион придет с повинной, он может рассчитывать на «известное снисхождение». Это сработало. Агент сознался и стал сотрудничать с КГБ. В том числе в организации засады для американского разведчика в жилом квартале на Малой Пироговской улице.
Красильников и его люди наблюдали, как американский разведчик в конце рабочего дня направился домой и стал тщательно проверяться от наружного наблюдения. Убедившись, что он «чист», разведчик еще проверился пешком и… пошел прямо в западню Красильникова.
Позже в КГБ бледный и притихший оперработник молча наблюдал, как содержимое его сумки раскладывалось на столе. Там была электробритва «Харьков» с замаскированным в ней миниатюрным фотоаппаратом, несколько заранее написанных писем, как бы направленных американцами их родственникам и друзьям в США. Агент должен был использовать эти послания для поддержания связи с разведкой путем нанесения тайнописи на оборотную сторону писем. В записной книжке было спрятано разведывательное задание по сбору секретных сведений (вопросы ЦРУ) о конструкторском бюро. Красильников был очень доволен. Он поймал шпиона, не ставя под удар источник получения наводки.
Лэнгли. 16 мая 1986 года, 16:00
Я открыл дверь расположенного на седьмом этаже кабинета заместителя директора по оперативным вопросам, в который раз спрашивая себя, кому пришло в голову покрасить все двери в Лэнгли в ярко-голубой, канареечно-желтый и джунглево-зеленый цвета. Это случилось, когда я работал в 60-х годах в Гонконге. По возвращении как-то летом я обнаружил, что старая серостальная палитра штаб-квартиры ЦРУ исчезла. Вместо нее появились белесые и ярко раскрашенные двери. Это якобы должно было положительно влиять на настроение сотрудников. Когда я вошел в кабинет, Клэйр Джордж сразу перешел к делу.
— Сегодня пятница. Я хочу, чтобы ты за уик-энд это обдумал, я собираюсь послать тебя в Исламабад и поручить возглавить нашу афганскую программу.
За несколько месяцев, прошедших с момента моего возвращения в Лэнгли из Африки, я узнал, что наша программа тайных операций с афганским Сопротивлением перешла в новую фазу и что администрация Рейгана поменяла основные правила игры. Я также слышал, что наш представитель в Исламабаде, руководивший операциями по Афганистану, рассорился с заместителем Клэйра Эдом Юхневичем, и Клэйр с Кейси решили поменять руководство в Исламабаде. Однако не было ни малейшего намека, что эту работу собираются поручить мне.
— Ты действительно хочешь подождать ответа до понедельника?
— Поговори с женой. Узнай ее мнение.
— Она будет готова ехать. Когда мне надо быть там?
— Съезди в этом месяце и посмотри, а потом отправишься туда в июле.
Моя жена Мари-Катрин действительно была готова ехать в Пакистан. Pied-noir[43], родившаяся в Марокко, она провела большую часть своей жизни в переездах между Францией и Африкой. Мы встретились с ней в Лагосе, где она преподавала во французской школе. В 1983 году она переехала ко мне в Хартум, и в 1984 году мы поженились. В качестве «свадебного подарка» Кейси ускорил процесс натурализации Мари-Катрин с семи лет до десяти дней. Для нее Пакистан не составит проблему.
Лэнгли. 19 мая 1986 года, 10:15
Краем глаза я видел, что Джек Платт дежурит у моего кабинета, ожидая момента войти, как только я закончу говорить по зеленому защищенному телефону (явный сигнал моего желания уединиться, который даже Джек Платт не решался проигнорировать). Как только я положил трубку, он проскользнул мимо секретаря и положил мне на стол стопку документов.
— Шеф, мне надо быстро подписать все это. Очень срочно.
Обычная непринужденность Платта на этот раз казалась несколько скованной. Я начал мельком просматривать бумаги, инстинктивно чувствуя, что Платт не случайно торопился как раз тогда, когда Гербер был в отъезде и я исполнял обязанности начальника.
— Садись, Джек. У тебя ведь есть для меня минутка?
— Конечно, но это очень срочный вопрос, а я видел, что ты очень занят и…
— О’кей, Джек, — сказал я, пододвигая стопку бумаг. — Я не тороплюсь.
Сверху лежала стандартная заявка на «оперативную командировку» в Гайяну с использованием любого вида транспорта, «наземного, морского или воздушного». На ней уже была требуемая виза латиноамериканского отдела, и я подписал ее без особых колебаний. Перейдя к другому флажку, указывающему место для подписи, я взглянул на документ и отложил ручку.
— Это что еще за чертовщина, Джек?
— Это заявка на получение полуавтоматического охотничьего ружья «винчестер» тридцатого калибра с оптическим прицелом 4 х 40, футляра с велюровой обивкой и 50 патронов к нему, — Платт перечислил эту номенклатуру монотонным голосом правительственного чиновника по снабжению.
