все еще смотрящими неотрывно на него, и видит крылья? Они постепенно раскрываются, заполняя собой все пространство. Черные как смола. Переливающиеся в свете огня. И на секунду, когда огненные глаза моргнули, оцепенение с Ишаса будто спало и единственной мыслью в голове проскочило: «Бежать!»
Трус. Или сумасшедший. Неужели все случившееся пошатнуло его рассудок? Может, ему показалось? Ведь это невозможно. Может, это тени так упали, а в глазах отразился огонь. Точно. Надо отвлечься, попытаться забыть эту картину и вернуться позже туда. При одной мысли о возвращении по телу пробежала дрожь, но он не трус. Он посмотрит в глаза своим страхам.
С такими мыслями Ишас шел то ли минуту, то ли уже несколько часов — он не смог бы ответить на этот вопрос. Но придя в себя, Ишас увидел вывеску “Бурда” и решил, что пропустить кружечку сейчас лучшее решение. Потом он вернется домой, отдохнет, откинет прочь навязчивые мысли воспаленного рассудка и поймет, насколько глупо выглядело все, во что он чуть было не поверил. С этими мыслями он открыл дверь таверны и вошел. Секунда. Вторая.
— О, Ишас, давно тебя не видели, заходи, — встретил его голос Исайи. Он сидел в компании нескольких мужчин из деревни. Ишас застыл.
— Эй, ты куда… — не успел договорить Исайя, когда глаза Ишаса округлились и он пустился бежать.
Он бежал. Теперь он забыл, что значит страх. Он забыл обо всем на свете. Остался только гнев, он злился на себя, что оказался так наивен и глуп, что ему проще было поверить в свое сумасшествие, нежели увидеть то, что на самом деле всегда было перед глазами. Его обиды на несправедливость и претензии к Создателю не позволили увидеть очевидного. Из-за его упрямства она сейчас может быть в беде. Ишас бежал к Иде, но нигде не мог найти: ни у Игиль, ни в старом доме, ни в храме — нигде. Ее нигде не было. Как и не было его. Луйс. Кто же он на самом деле? Напрасно он не слушал Иду.
Ишас вбежал обратно в дом старухи, пытался найти хоть что-то в вещах Иды, что помогло бы ему понять, где ее искать и что произошло. Он вернулся в кузницу, забыв о былых страхах, сейчас все это было неважно, но там тоже ничего не нашел. Как он непроходимо глуп. За столько месяцев он ни разу не задался вопросом, а где вещи Луйса? Куда он уходит? Ишаса переполняли чувства, злость, обида, чувство вины — все это смешалось и грозило в один момент вырваться наружу. Нет, он не может позволить себе эмоции. Ему нужно здраво рассудить. Ида в опасности.
В комнату вошла Старуха Игиль и застала Ишаса сидящим на кровати Иды. Он уронил голову в руки, оперевшись о колени, и сидел недвижимо.
— Не нашел?
Ишас в ответ лишь покачал головой.
— Не думала, что история повторится, — тяжело вздохнула старуха.
Ишас вскинул голову и посмотрел на нее с какой-то непонятной злостью:
— Какая история? — он подскочил с кровати и одним рывком приблизился вплотную к старухе. У него было такое лицо, будто он готов был выбить из нее ответы силой, если она сейчас же не объяснит. — О чем ты? Говори! — он сжал руки в кулак, еле сдерживая себя, чтобы не схватить старуху за плечи и не встряхнуть.
Она даже бровью не повела, лишь обошла его, покачала головой и повернувшись, произнесла.
— Любовь человека к человеку хрупкая и временная вещь, Ишас. Если ее не удержать, то упорхнет в небо, обретя крылья с другим.
Старуха как-то грустно на него посмотрела, она редко позволяла себе выражение чувств.
— Отпусти, иначе рискуешь стать как твой отец. От судьбы никто не убежит. Ты нужен нам всем больше, чем ей. — С этими словами она вышла, не позволив ему задать вопрос или что-то ответить.
Ишас так и остался стоять, пытаясь понять загадки старухи. Нет, он не верил, что Ида могла сбежать. Ида бы его не предала. Он найдет ответы. Он найдет ее.
Его взгляд упал на раскрытую книгу.
Из "Книги эпох". Любовь ангела и человека
…и родились у человека дочери прелестные, красотою не уступающие сестрам небесным, и возжелали ангелы дочерей человеческих. И не позволил Отец им брать в жены их, не позволил спускаться на землю и обретать плоть человеческую. Послушались ангелы и не смели пойти против закона небесного. Лишь один ангел воспротивился, спросил: почему запрещаешь нам, отец, ты создал людей по образу и подобию своему, однако считаешь их не ровней нам? Отец выслушал сына своего, посмотрел на него грустно и поведал, что не в этом причина недозволенности, а в хрупкости человеческих созданий. Не обладают они силой небесной, как ангелы, и союз этот лишь смерть принесет дочери человеческой, и горе ангелу, с которым тот станет слаб и поддастся искушению брата своего старшего. Выслушал ангел, поблагодарил отца за честность и решил не спускаться на землю. Но бессилен оказался он пред красотой девы молодой, перед очами ее агатовыми, косами темными, губами пурпурными. Наблюдал он с небес за ней, не приближался, помня завет. Не хотел он ей боль причинить. Но терзало дух его предстоящее замужество девы этой, одержим он стал, забыл об обязательствах своих, ходил по саду и лишь имя ее твердил: «Суламита… Суламита…» Наблюдал за мучениями сына своего Создатель и не мог ничем помочь, не мог унять тоску его и ревность. И даровал он мудрость сыну своему, выковал кольцо с подписью-напоминанием о том, что временна смертная жизнь и переменчива, а у них вечность впереди. Однако увидел Создатель, что не избавит мудрость та сына от боли, поэтому позвал к себе и наказал: Вижу терзания твои, сын мой, вижу, как мучаешься ты и не нарушаешь завет, поэтому услышь слово мое. Коли полюбит тебя она так же сильно и беззаветно, коли узнает о последствиях, но по воле своей уйдет к тебе и возляжет с тобой, то отведено вам будет время на земле и не покараю я вас. Так и случилось. Полюбила дева ангела, но терзалась сомнениями — что она, смертная, люба стала ангельскому созданию. Поэтому отказала она ангелу, но не только из страха, но и любви своей — не желала она, чтобы муки испытывал ангел после окончания ее короткой жизни. Огорчился ангел, воспротивился, обещал, что предпочтет короткую жизнь рядом с ней, нежели вечность без нее, но отказом ему был ответ. Узнал об
