Слышал бы я себя со стороны. Уговариваю крысу не покидать меня, не оставлять в одиночестве. Но мне было настолько скучно, что даже она могла отогнать от меня тоску.
И крыса вернулась. Точнее сказать, не стала уходить. Она опять встала ко мне мордочкой и ее глаза снова впились в меня. Я невольно улыбнулся: неужели она поняла меня?
Вообще, если задуматься, крысы – удивительные существа. В большинстве своем они очень вредоносны: уничтожают посевы, продовольственные товары, даже проводку, и ту могут перегрызть, тем самым создавая возможную угрозу пожара. Крысы являются разносчиками различных вредоносных заболеваний, при этом сами почти невосприимчивы к ядам и отравам. Также эти маленькие зверюшки способны дольше всех прожить без воды. Поэтому совсем не удивительно, что они одни из немногих, кто смог выжить после Катастрофы.
Я как–то читал, что Оксфордские ученые пришли к выводу, что крысы обладают абстрактным мышлением, потеснив человека, как единственного существа, обладающим такой способностью. Следовательно, они не лишены, по крайней мере, зачатков разума. И, если судить по этой крысе, эта догадка имеет лишнее подтверждение.
– Жаль, что ты не умеешь говорить. Так могла бы рассказать мне о своей жизни, о поверхности… Ты была на поверхности? Нет?
Ответом мне было, конечно же, молчание. Крыса непонимающе смотрела на меня и, наверное, думала про себя, какой же я идиот! Ну, если я еще хотя бы день пробуду тет–а–тет с собой, то точно сойду с ума. Не зря же говорят, что самое страшное наказание для человека – одиночество.
– Ждешь, что ли, когда я подохну, чтобы сожрать, да? – ухмыляясь, спросил я. Крыса продолжала внимательно смотреть мне в глаза. Понимает она меня все–таки или не понимает? А, не все ли равно! – Я не буду возражать. Если Маша не сумеет меня освободить, скорее всего, мне недолго осталось. Можешь привести своих друзей, устроите пирушку.
Крыса пискнула и вдруг резко сорвалась с места и убежала. Неужели за своими сородичами? Рановато что-то.
Что же со мной творится? Все чаще и чаще в голову стали закрадываться пессимистические и довольно мрачные мысли. Я перестал надеяться, что удастся бежать с красной линии, потерял жажду жизни, готовясь принять смерть уже сейчас. Нет, так дело не пойдет! Я еще поживу. Не время списывать меня со счетов.
Подумав так, я значительно приободрился.
Если чего–то очень долго ждать, то обязательно этого дождешься. Почти всегда так случается.
Машу я ждал, наверное, больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. Как же мне осточертело находиться здесь в плену у «красных»! Главное обычно узникам предоставляют если не комфортные условия, то, по крайней мере, вполне сносные. А то положение, в котором я находился последние несколько часов, не вписывалось ни в какие рамки удобства.
И Маша меня не подвела. Она пришла, и не одна.
Ее спутник еще вряд ли перешел порог тридцатилетнего возраста. Паша (я не сомневался, это он) был невысокого роста, но маленьким его нельзя было назвать. Длинные, черные как смоль волосы были завязаны сзади в конский хвост, который при ходьбе болтался из стороны в сторону. Небесно-голубого цвета глаза выражали усталость. Все в его облике: прямые черты лица, походка, стиль одежды говорили о том, что человек следит за собой. Но вот руки парня – мускулистые, мозолистые – говорили об обратном. Кстати, в левой ладони у Паши был зажат большой и, судя по всему, тяжеленный топор, который он, кстати, тащил без особого труда.
Маша подбежала ко мне, снова, как при мимолетной встрече, чмокнула меня в щеку и спросила:
– Как ты тут?
– Начинаю привыкать, – тяжело вздохнул я.
– Бедняжка. Знакомься, это Паша. Паша, это Олег.
– Очень приятно! – вежливо поклонился машин парень.
– И мне тоже. Я бы с удовольствием пожал твою мужественную руку, но, как видишь, положение не позволяет.
– Это мы сейчас исправим, – серьезно сказал Паша и замахнулся топором. – Ты только не бойся, я не промажу. Стой смирно. Может отдать немного в уши от удара, но, думаю, ты потерпишь.
– Если нет других решений, то, так и быть, потерплю.
Паша кивнул и замахнулся топором. Я скорее инстинктивно, нежели от страха, посильнее зажмурил глаза и в следующее мгновение раздался гулкий удар металла о металл. Возможно, мне только так показалось, но, по–моему, получилось слишком громко. Сразу воображение начало рисовать малоприятные картины: как к нам сбегаются «красные», причем не только со всей «Выборгской», но и с других станций; как Пашу и Машу валят на пол и… развитие же дальнейших событий я отказывался себе представлять, боясь, что мозг нарисует мне излишне страшную сцену.
Я озвучил свои опасения насчет издаваемых молотом децибел, но Паша успокоил меня, сказав, что ничего страшного не будет. Я честно пытался понять почему, но не мог придумать этому объяснения. Неужели никто не слышит этого дикого звона? Может, на станции никого нет?
Тем временем топор справился с первой цепью, удерживающей мою правую руку, и я наконец–то смог подвигать ею, чтобы размять. После серии очередных ударов освободилась и вторая рука. Какое же наслаждение – двигать ими.
Пока Паша занимался цепями на моих ногах, я все ждал, что кто–нибудь нас увидит и поднимет других «красных» на ноги. Тогда будет полнейший «капут» – нас всех казнят, возможно, на месте, даже не разбираясь.
Слава Богу, мои опасения не подтвердились. Скоро я был уже полностью свободен. Ничто не сковывало движений, я мог двигать всеми частями моего тела. Только лишь обручи кандалов остались висеть у меня на конечностях, но это был сущий пустяк, потому как больше мои движения ничего не сковывало.
– Спасибо, друг, – я протянул Паше руку.
– Не за что, друг, – Машин парень пожал ее и улыбнулся. – Удачи тебе.
Маша робко подошла ко мне и крепко обняла, отчего на душе стало так тепло–тепло. Мне хотелось, чтобы этот момент длился целую вечность, но скоро подруга отступила на расстояние вытянутой руки и сказала:
– Беги, Олег. Дорогу ты ведь знаешь? Запомни: «Площадь Ленина» и «Чернышевская» заселены гражданскими, там тебя никто поймать не сможет, но все равно постарайся не показываться людям на глаза. А вот на «Площади Восстания» и уж тем более на «Достоевской» могут возникнуть трудности. Это тебе,
