бы я была после этого? Неблагодарная свинья! А я не могла, понимаешь, не могла…
Она все лепетала странные слова, смысл которых никак до него не доходил, а он все стоял на месте, не решаясь войти внутрь. Столько лет он ждал, столько лет надеялся, а теперь совершенно невозможно было поверить, что она ему не рада, что совсем не хочет его видеть.
– Послушай, – продолжала она торопливо и бессвязно, – послушай, послушай, послушай! Он сейчас придет, и это будет ужас, это будет ужас. Он ведь генерал-майор, он очень ревнивый, ты не представляешь, что тут начнется. Я тебя прошу, я умоляю, я…
Тут глаза ее озарились какой-то странной мыслью, она махнула рукой и убежала внутрь квартиры, а он все стоял, словно превратившись в камень, и не мог ни двинуться с места, ни слова сказать.
Спустя полминуты прибежала обратно, в руках ее были банкноты, целая пачка банкнот. Она стала суетливо совать ему деньги в руку, прическа ее растрепалась, отдельные локоны некрасиво и жалко падали на лицо.
– Вот, – говорила она, – возьми, возьми. Я потом еще дам, только, пожалуйста, больше не приходи, я очень тебя прошу, не приходи больше!
В голосе ее звучало такое отчаяние, что он лишь кивнул. Потом, разжав руку с деньгами, повернулся и медленно и неуклюже стал спускаться по лестнице. Краем глаза он видел, как она, что-то бормоча, стала быстро-быстро собирать разлетевшиеся по полу деньги. Но он уже не глядел на нее, он шел прочь, прочь отсюда, чтобы никогда сюда больше не вернуться.
Случилось именно то, чего он боялся больше всего. Авиабомба попала в Машин дом, и Маша погибла. А женщина, которую он только что видел перед собой, никакого отношения к ней не имела.
Что ж, теперь он свободен. Он сделал все, что мог, и даже больше того. Теперь он воротится в свою бывшую квартиру, устроится на работу и постарается по-человечески провести остаток жизни. Он постарается забыть обо всем плохом, что с ним было в эти годы, он начнет жизнь заново, тем более у него все для этого есть. И он безотчетно ощупал правой рукой вещевой мешок, висевший у него на спине и слегка оттягивавший ему плечи.
Внезапно у него возникло странное ощущение: вещмешок сделался ужасно тяжелым и медленно, но верно стал пригибать его к полу. Мазур изумился и повернул голову, пытаясь понять такое странное поведение мешка. Глаза его встретились с ненавидящим взглядом капитана Горового.
– Ну, здравствуй, Циркуль, – сказал он негромко, – здравствуй, друг.
Мазур рванулся, но капитан держал его крепко – навалился всем телом и клонил к земле. Лет пятнадцать назад он легко перекинул бы врага через себя, но сейчас… Сейчас было совсем другое дело. И сил прежних нет, и навык утерян, да и много ли колченогий навоюет против здорового?
– Что тебе нужно? – прохрипел Мазур, упираясь руками в стену, чтобы не свалиться на пол, где он уже полностью оказался бы во власти капитана.
– Золото, – зубы у капитана скрипнули. – Золото мне нужно!
– Какое золото, – бормотал Мазур, – о каком золоте речь?
– Которое ты дантисту загнать хотел.
– Не понима…
Горовой коротко ударил его кулаком под дых так, что пресеклось дыхание.
– Откуда взял золото?!
Мазур тяжело, надсадно закашлялся.
– Не понимаю, о чем ты…
Еще удар под дых. Несколько секунд без воздуха, сердце стучит неистово, в глазах плавают темные пятна.
– В следующий раз по печени, – подъезд делает голос капитана гулким, страшным. – Потом по почкам. После этого долго не протянешь. В лагере выжил – обидно будет помереть в подворотне.
Мазур, к которому вернулось дыхание, судорожно кивал: обидно, обидно, очень обидно. Но не капитана он слушал, он прислушивался, не откроется ли где на лестничной площадке дверь, не выйдет ли человек, не спасет ли его, сам того не зная. Но все двери оставались закрытыми, и тихо было в подъезде. Может, закричать?
– Попробуй, – угрожающе сказал капитан, словно услышав его мысли. – Кончу на месте.
«Нет у него таких полномочий, – судорожно думал Мазур. – Сейчас не сталинское время, не может он меня на месте кончить, даже если я преступление совершил».
Если бы он знал, что Горового вышвырнули не только из лагеря, но и из органов, тогда, вероятно, проявил бы чуть больше твердости. С другой стороны, может, он сумасшедший, этот капитан? Может, и не нужны ему никакие полномочия. А умирать не хочется несмотря ни на что.
Лицо врага исказилось судорогой, Мазур понял, что сейчас ударит, заговорил быстро и тихо.
– Стой, погоди! Все скажу как на духу.
Капитан замер.
– Золота у меня немного, – торопливо произнес Мазур. – Я на прииске не воровал. Я его… у артельщиков купил. У вольняшек.
Горовой оскалился злобно. У артельщиков, значит? А деньги на покупку откуда?
– Скопил, – быстро отвечал лейтенант. – За двенадцать лет можно было денежку накопить.
Мазур врал, и капитан понимал это лучше кого бы то ни было. Не мог скопить он никаких денег, на прииск он попал в период, когда там уже царствовал рабский труд.
– Сейчас ты, – сказал Горовой тихо, – отведешь меня туда, где оставил золото. Отдашь его мне. Все до последней крупинки. А после расскажешь, где спрятал остальное. И не вздумай рыпаться, под наганом тебя поведу. Понял меня?
– Понял, понял, – закивал Мазур.
Тут наверху наконец спасительно грохнула открываемая дверь. Капитан на миг отвлекся. Лейтенант, собрав последние силы, вывернулся из крепкой руки Горового и ударил его костяшками прямо в кадык.
Удар вышел страшным. Капитан захрипел, схватился за горло, согнулся в три погибели, тело его содрогалось от судорожных всхлипов. Мазур оттолкнул врага в сторону, подхватился и с необыкновенной для колченогого скоростью выбежал на улицу.
В лицо ему ударило солнце, ослепило на миг. Он заморгал. На ближней остановке стоял автобус, в него лезли пассажиры. Подскакивая, Мазур бросился к автобусу, тот уже отъезжал. За спиной маячила смерть. Мазур из последних сил прыгнул вперед. Успел зацепиться за двери, не дал закрыться, повис, одну ногу поджал, вторая, негнущаяся, тащилась за ним по асфальту, стукала о неровности дороги.
– Эй, эй, – зашумели пассажиры, – инвалида забыли!
Водитель притормозил, пассажиры втащили Мазура внутрь, двери закрылись, и автобус повез его прочь, прочь от страшного призрака из прошлой жизни.
Когда спустя несколько секунд капитан, кашляя и держась за горло, вывалился из подъезда, Циркуля уже не было, он словно бы растворился среди продуваемых ветром городских просторов. Капитан метнулся в одну сторону, в другую, но Мазура нигде не было. Зарычал в ярости, повалился ничком и стал бить железным кулаком прямо по теплому, мягкому от солнца асфальту.
Мазур глядел на него из окна удаляющегося автобуса и думал о том, что надо бы предупредить Татьяну, чтобы никому не открывала дверь. Но как предупредить? Самому ему дома появляться нельзя. Позвонить? До войны
