Давно я знала, что один из моих сыновей должен будет убить другого, и нашла способ поспорить с судьбой. Как сама природа умирает и просыпается каждый год, так будет угасать и возрождаться ваша сила от Бельтайна к Самайну и от Самайна к Бельтайну. Но это будет не смерть, а лишь зачарованный сон. Ваш венценосный отец Финварра приготовил для сыновей два клинка с птичьими головами. Это опасное оружие: стоит лишь достать меч из ножен — и нельзя будет вложить его обратно, пока лезвие не обагрится кровью противника. Но вы должны сражаться друг с другом только этими мечами, и тогда оба останетесь живы.
С этими словами она вручила сыновьям волшебные клинки — чёрный и белый.
На ближайший Самайн братья сразились, и Браннан погрузил Каллахана в колдовской сон. А на Бельтайн всё вышло наоборот. Так и повелось. Братья встречались лишь дважды в год — вместе праздновали, пируя три дня, а потом устраивали ритуальный поединок, надевая венки из золотых и серебряных листьев дуба и остролиста. Между ними воцарился честный мир — ведь во время полугодовой разлуки они успевали достаточно соскучиться, чтобы не ссориться несколько дней подряд.
Подданные вскоре привыкли. Лишь двое во всём королевстве были недовольны таким порядком: принцы Эйвеон и Шон. И ещё, конечно, милая Олнуэн, которая веселела жарким летом и становилась грустной с каждым приходом зимы, терпеливо ожидая возвращения Каллахана.
Правление Браннана было неистовым и буйным. Он не склонен был миловать, часто устраивал многодневные пиры и охоты, загоняя не только животных, но и людей, оказавшихся в лесу в неурочный час. Шон пытался помешать его жестоким забавам, но безуспешно. После одной из ссор король тёмной половины года велел даже не являться к нему без лишней надобности, дабы не оскорблять его взор нечистотой крови.
Каллахана же, казалось, королевство не интересовало вовсе: он с радостью изучал древние свитки, играл на арфе и сочинял баллады, а государственные дела предпочитал оставлять на потом, а лучше перекладывать на чужие плечи. Эйвеон много раз пенял ему за безделье, но король светлой половины года всё равно сбегал в леса, где гулял в обнимку с милой Олнуэн, которую вскоре стал называть своей невестой. Он пел песни, разговаривал с ветром и привечал младших фейри, живущих под камнями, в ручьях и полевых травах, а то и вовсе летал белым соколом в поднебесье, позабыв про всё на свете.
Но вот однажды в канун Самайна, когда братья снова сошлись в поединке, что-то пошло не так. Браннан ударил Каллахана мечом, сбив с чела золотой венок, но вместо того чтобы заснуть колдовским сном, тот упал, обливаясь кровью. Никто не ведал, почему так произошло: был ли в том злой умысел Браннана, решившего заполучить всю власть, или всему виной стала нелепая случайность? А может, проклятие королевы Медб решило вдруг сбыться таким причудливым образом?
До самого Бельтайна друзья Каллахана выхаживали своего короля. Когда пришло лето, он очнулся, но ничего не мог вспомнить — не узнавал ни братьев, ни невесту и даже собственное имя позабыл. Так Браннан остался на троне и в светлую половину года.
Он собрал мудрецов, чтобы те нашли способ вернуть память его брату. Пока те судили да гадали, что делать, Каллахан под покровом ночи ушёл. Сотню лет он странствовал, пытаясь обрести себя. Его не раз находили, но он скрывался от преследователей, не желая возвращаться в волшебную страну. В те годы его прозвали Белым Друидом — он являлся смертным, закутанный в белоснежный плащ из соколиных перьев, всегда в сопровождении ручного пса, или ворона, или ещё какого волшебного зверя; учил колдовству и помогал всем, кто нуждался в помощи. Но увы, никто не мог помочь ему самому.
Так мало помалу Неблагой двор потерял надежду на возвращение светлого короля, и госпожа Оона, украдкой утирая слёзы, короновала младшего сына второй короной — той самой, что из золотых листьев. Только милая Олнуэн и верный Шон не теряли надежды, продолжая искать Каллахана. Говорят, Браннан тоже пытался найти его, но оставалось лишь гадать, хотел он спасти брата или коварно убить, довершив начатое. Правду наверняка знал Эйвеон — принц грозовых дней, правая рука короля и ближайший его советник, — но, конечно, молчал о том.
Олнуэн, дева весны, ждала своего жениха, даже когда все прочие махнули рукой. Король Браннан предложил ей выйти за него — ведь брат наследует брату не только трон, но и невесту. Дважды она ответила отказом, а на третий раз согласилась, но, говорят, не по доброй воле.
А позже, в один прекрасный летний день, Каллахан вернулся сам. Он сильно изменился. Не прежний безрассудный король, но могущественный филид вошёл во дворец с арфой, в плаще из белых перьев и в венке из полевых цветов. Грозно нахмурив лоб с едва заметным следом от меча, он бросил в лицо Браннану:
— Идём со мной, брат, к терновнику правды. И если ты откажешься, спою я тебе хулительную песнь, и падёт твоё королевство в прах!
— Идём, — согласился Браннан, — ибо мне нечего скрывать. Только и ты тогда встанешь рядом, спина к спине, чтобы ответить на мои вопросы.
К испытанию терновником правды в волшебной стране прибегали в самых крайних случаях. Ведь эльфы, как известно, не лгут, потому что неправда обжигает огнём их губы. Но всё же некоторые способны снести эту боль и обмануть, а терновник не потерпит лжи.
Каллахан и Браннан пришли на заветную поляну вдвоём, без свиты, король против короля, брат против брата; лишь белый пёс и чёрный ручной ворон сопровождали их. Колючие плети хищного растения ожили, предвкушая добычу, стебли обвили руки и ноги, потянулись к горлу. Теперь, чтобы освободиться, нужно было отвечать только правду.
— Хотел ли ты убить меня? — спросил Каллахан.
И Браннан ответил:
— О, да! Множество раз, — один из стеблей, удерживавший его запястье, ослабев, упал на землю.
— А пытался ли ты убить меня в тот раз, когда нанёс эту рану? — Каллахан указал на свой шрам.
Его брат покачал головой.
— Клянусь, что нет. Я исполнял ритуал как должно, и не
