class="p1">Дядька:
– Хорошо. Зачем Вы пришли сюда сегодня утром?
Наталья:
– К Фире. За выкройкой.
Дядька, с прищуром:
– Она же ушла от мужа несколько дней назад? Нет?
Наталья, краснея:
– Ну… Я думала, Иван мне поможет, даст эту выкройку, журнал…
Дядька, с мягкой, успокаивающей улыбкой:
– Вы не смущайтесь. Вы пришли поговорить, поддержать его в его горе, так?
Кивок.
Дядька:
– Хорошо. Что-нибудь необычное заметили?
Борковы замотали головами.
Дядька, переведя взгляд на Макса:
– Вы что скажете?
Макс, со вздохом:
– Вам уже всё сказали…
Макс ушёл из дома Стрепетовых, когда на Березень уже наползали быстрые мрачные сумерки. Толпы возле забора не было. Он пошёл в дом. Алекс с Лёней готовили ужин. Макс сел к столу, опустил голову.
– Что? – спросила Алекс.
– Иван мёртв.
Алекс схватилась за сердце.
– Что с ним случилось?
Макс пожал плечами:
– Лежит в гостиной. Узнаем после вскрытия.
– Наверное, сердечный приступ, – сказал Лёня.
Макс потёр ладонями лицо:
– Не знаю, сынок… – он поднялся.
– Куда ты, Паша? А ужин?
– Не хочу.
– Ты весь день не ел!
– Кусок не лезет. Пойду к собакам…
Макс выпустил лабрадоров в вольер, сел тут же на скамеечку. Накрапывал ледяной, уже зимний дождь, Макс натянул капюшон, сунул руки в карманы куртки, и стал, не отрываясь, смотреть на высокую берёзу за забором.
«Иван убит. Можно не сомневаться. И это дело рук Покровского. Как ловко! Теперь Фире не придётся проходить через развод и делёжку дома и земли, всё и так достанется ей, всё одно к одному – Влад получил даром имущество брата, потом получит в жёны Фиру с приданым, и у них уже есть готовые прекрасные дети. Останется только избавиться от Снежаны. Как же все вокруг этого не замечают?!»
Макс посидел ещё в раздумье, потом загнал собак в псарню, вернулся в дом, с крыльца позвал Алекс:
– Саша!
Она подошла.
– Я пойду, пройдусь.
– Поздно уже…
– Прогуляюсь. Иван у меня перед глазами стоит, боюсь, не усну…
– Хочешь, я с тобой пойду?
Он пригладил ей волосы:
– Нет. Оставайся в тепле. Я ненадолго.
Макс шёл по тускло освещённым улицам посёлка, поддевал носками резиновых сапог последние опавшие листья и смотрел, как они с брызгами разлетаются в стороны под каждый шаг.
Он дошёл до дома Покровских, во всех окнах было темно. Обогнул забор, взглянул на Денискин домик – то же. Макс прошёл несколько десятков метров, зашёл с другой стороны, открыл калитку заднего двора Макарыча, встал под окнами, прислушался. Он различил голос Вальтера, Мотькино тявканье и тоненькие голоса девочек Покровского.
«Значит дети снова здесь. Пришли поиграть с собакой. Где Влад? И, самое главное, где Снежана? Если я сейчас начну бегать по дворам и искать её, то на меня посмотрят, как на сумасшедшего. И Саша не поймёт. Нужно возвращаться» решил Макс, но свернул в другую сторону, к дому Бонье. Там, стоя на дорожке, посмотрел на дом напротив – незанавешенное ярко освещённое окно и в нём, как на экране, Серж с Анатолем сидят друг напротив друга за столом и мирно ужинают. Макс прошёл во двор француза, туда, где они дрались с Покровским, поднял глаза. В эту минуту, как по заказу, сквозь тяжёлые чёрные тучи, каким-то чудом пробился лунный лучик и на мгновение осветил мир бледно-зелёным светом. Окно комнаты на втором этаже было приоткрыто.
«Оно было наглухо захлопнуто вчера, и занавески сдвинуты. Дочь француза вернулась. Но почему она прячется? Неужели она, действительно, причастна к смерти участкового?»…
Макс постоял, глядя, на загадочное окно, луна спряталась, стало ещё темнее, чем до её появления. Макс передёрнул плечами и зашагал домой…
…Через несколько дней стало известно, что Эсфирь Стрепетова арестована по подозрению в убийстве своего мужа. Новость, как сорока на хвосте, принёс Макарыч.
– Это слухи! – не поверил Макс.
– Если бы! Снежана рассказала Милке. По словам Амелии, Снежана вся светится от счастья. Я её не осуждаю, но как наивно думать, что она через это вернёт привязанность своего мужа!
– Откуда она может знать про Фиру?
Макарыч хмыкнул:
– Не знаю. Но наш несравненный Аполлон это подтвердил. Он ведь тоже был у нас.
– Зачем?
– Пришёл поговорить. Он растерян и напуган, и у меня в душе, признаться, даже зашевелилось нечто вроде жалости.
– О чём ты?
– Он очень боится, что вся эта любовная кутерьма дойдёт до органов опеки и у них заберут девочек… – Макарыч наклонился к самому уху Макса, – Знаешь, Паша, пусть я буду старый сплетник, но сдаётся мне, что это его дети, а не Ильи.
Макс молчал.
– Конечно, доподлинно я ничего не знаю, и это лишь догадки, но он так любит их и так боится потерять, как любят и боятся только за родных детей! – он вздохнул, – Повторюсь, я никого не осуждаю. Если Татьяна, в своё время, не устояла перед деверем, то это и немудрено – с таким-то мужем! А что до активно кобелирующего Влада, то я уверен, что у него и ещё есть где-нибудь внебрачные дети, о которых он даже и не догадывается.
Макс смотрел в сторону.
– А что он хотел от вас с Милой?
Макарыч продолжал стоять вплотную, говорил едва слышно.
– Пришёл. Руки дрожат. Весь зелёный, как кувшинка. Моя сразу запричитала, заквохтала, усадила его за стол, кофе налила, ещё и моего конька ему туда плеснула! – шёпотом возмущался Макарыч, – Влад говорит – арестовали Фиру, Иван отравлен, этим… как его… рицином каким-то – видимо, барбитурат. Ни для кого, говорит, не секрет, что у нас с Фирой отношения, я, мол, говорю открыто, но если это дойдёт до опеки, то у меня заберут моих детей. Так, брат, и сказал – моих детей! Просил нас с Амелией молчать, если нас спросят, и не говорить, что девчата у нас две ночи ночевали.
– Две?
– Да. Он потом их опять приводил, Снежане плохо было. Не знаю, Паша, нужна ли девочкам такая вот семья… Но с другой стороны – они домашние дети, если их отнимут у Влада и отдадут государству, то там они совсем зачахнут!
– Снежане было плохо?
– Она ведь всё время хворает у него.
– А её с тех пор, как она приходила к Миле, кто-нибудь видел?
Макарыч озадаченно на него смотрел.
– Нет. А к чему этот вопрос?
– Он сказал, что она болеет. Но ведь это только с его слов?
– Паша, что это ты выдумал? Я и сам его едва на дух переношу, он домашний тиран, но не более…
– Ясно, – кивнул Макс.
Макарыч обнял Макса за плечи:
– Пашенька… Я давно думал с тобой поговорить, да всё не решался. Я не