звон монетки, которая выкатилась из кармана и упала на пол. Следом за ней выпал его школьный пропуск. В Школе студенты называли его по имени-отчеству или Профессором, а за спиной в шутку – Принцем. Я подняла пропуск и вслух прочитала:
– Родион Родионович Принцып. Мастер.
– Мастер-фломастер, – сказал он, – положи, где взяла.
Мастер. Фломастер. Я наконец придумала, что подарю ему, и так обрадовалась, что запрыгала на месте и захлопала в ладоши. Он не догадался, что привело меня в такой восторг, и спросил, что случилось. «Это сюрприз», – ответила я. Так и было, так и было. Сюрприз. Я забилась к нему под одеяло и, всё ещё заливаясь смехом, целовала и тискала, как самое драгоценное в мире существо.
Он запретил мне произносить слово «любовь», но я вся изводилась от желания признаться в любви, которая не смеет себя назвать. Мой подарок – это признание в любви, а также – это шутка, над которой, если мне повезёт, он посмеётся. Смех – наивысшая из похвал. Я готова пойти на многое, чтобы услышать его смех. Не знаю почему, но я была уверена, что это хорошая идея и развеселит его. Может, ему даже понравится.
Я сделаю татуировку. Я не очень-то любила татуировки, предпочитая им чистую, как у Профессора, кожу, хотя у меня и была парочка надписей на руке (Голод и Anorexia), которые в своё время я не могла не сделать, а теперь будет ещё одна на двух ногах. Чёрным готическим шрифтом я напишу на участке кожи чуть выше колен, но ниже края юбки – «Мастер» на левой ноге, «Фломастер» на правой. Вот моё признание в любви – я люблю его и ничего не боюсь.
Порой он заставлял меня перечислять, что со мной не так: стеснительность и ханжество, фригидность и холодность, невзрачность, паршивая квартирка и, наконец, злоупотребление алкоголем. Я не находила в себе ничего, за что меня можно было бы любить. Шагая в тату-салон, я надеялась, что он полюбит меня за мою преданность. И татуировка была сделана, чтобы лишний раз доказать, – мол, вот она я, смотрите, какая я хорошая, какая преданная ученица, я сделаю всё, чтобы вас рассмешить. Было совсем не страшно и даже приятно.
Свеженькая татуировка блестела на покрасневшей коже. Раньше всё, что я делала, выходило как-то криво, чего-то недоставало, но вот она – моя татуировка – получилась идеальной, такой красивой, что от радости, подступившей к горлу, я чуть не захлебнулась. Сидя на кушетке в тату-кабинете, я и плачу, и восхищаюсь – всё разом, размазываю слёзы по лицу, но они всё равно падают и звонко разбиваются о голые ноги. По дороге домой я покупаю новое бельё и колготки.
Наступила среда. Я спала плохо, но, несмотря на это, чувствовала себя хорошо, ещё лучше, замечательно. Я пошла в Школу, надев длинное, ниже колен платье, чтобы до времени скрыть сюрприз.
Шагая по опавшим листьям, с тортом в коробке, я чувствую себя окрылённой. Я рада настолько, что выгляжу глупой. Глупо улыбаюсь, покупая перед занятиями в магазине рядом со Школой одноразовые тарелки и приборы. Но, войдя в класс, пытаюсь сомкнуть губы, чтобы не выдать своего нетерпения.
Увидев коробку с тортом, Профессор с искренним удивлением восклицает:
– Так-так-так, что это тут у нас? – Он снимает крышку и несколько секунд удивлённо молчит. – Это мне?
Мы все синхронно киваем. Ничто не могло бы сделать этот час более торжественным.
– Вот это произведение искусства! Оно съедобное?
Его улыбка, когда он наклоняется к торту, чтобы разглядеть изображение, выражает большое, торжественное, удовлетворённое счастье.
– Попробуйте, – говорю я, протягивая нож, который предусмотрительно захватила из дома.
Он смеётся и говорит, что это очаровательно. Студенты полукругом обступают его, когда он, взяв нож, аккуратно, чтобы не повредить лица на картинке, разрезает торт, а я раскладываю куски на тарелки и протягиваю каждому изображение с ним самим. Они уже не смотрят на меня так недоверчиво, а кое-кто, попробовав торт, даже одобрительно улыбается.
– К такому торту нужно шампанское! – говорит Профессор.
Плющ и Горшок быстро соображают, и через пятнадцать минут на столе оказываются две бутылки шампанского, хотя в Школе запрещено распитие спиртных напитков. Мы закрываем дверь аудитории, и Мастер с хлопком откупоривает бутылку.
Разлив тёплое шампанское, он протягивает мне мягкий пластиковый стаканчик с пузырящимся, янтарного цвета напитком.
– С днём рождения, – улыбаясь, тихо говорю я. Беру стаканчик, но, не делая ни глотка, отставляю его на стол. Сегодня я, несмотря на праздник – в честь праздника, – собираюсь до самого позднего вечера сохранять трезвость. Может быть, он позволит мне выпить немного вина, которое припасено у меня в красной комнате, но только если мы окажемся наедине и я покажу ему свой сокровенный подарок, который слегка покалывает и чешется под колготками.
Я снова стою в сторонке, но чувствую себя в самой гуще событий. Я не свожу с него глаз. Вокруг гудят голоса. С умилением, довольная собой, я наблюдаю за тем, как всё удачно сложилось – и торт, и шампанское, и выражение приятного удивления на лице Профессора, который, пренебрегая приборами, ест прямо руками. Я смотрю на него с таким обожанием, будто вижу впервые, как он смеётся, как быстро двигается его тело, от которого исходит запах опасности, тело, способное причинить боль, но сейчас всё по-другому: он расслаблен и доволен – жуёт торт и запивает шампанским. Я могла бы умереть прямо сейчас, и это было бы прекрасно.
Каждый раз, когда мы встречаемся, я так нервничаю, будто мне приходится заново с ним знакомиться. В нашу последнюю встречу он был мной недоволен. Гнев читался в его глазах. В любой момент он мог впасть в ярость, и чаще всего эти вспышки были обращены на меня. Никаких инструментов, чтобы справиться с ними, у меня не было. Я напоминаю себе об этом, чтобы сильно не расслабляться. Я не в силах предугадать, чем закончится сегодняшний, так хорошо начавшийся день, возможно, он обернётся катастрофой, но я знаю, что жить стоит ради таких волнующих мгновений, когда чувствуешь небывалый подъём и, как ни удивительно, безграничную власть.
Кто-то стучит в дверь. Бутылки ныряют под стол, а стаканчики с опозданием прячутся за спины. Заглядывает, почувствовав через закрытую дверь запах праздника, девочка с красными волосами. Жуткая девица преследует нас, как сумасшедшая бывшая.
– Заходи-заходи, – говорит Профессор, – у нас кое-что для тебя есть.
Он берёт её за локоть и подводит к столу с тортом, от которого остался один кусочек – тот, где на фотографии она
