влажные, не чета ассамским. Впрочем, миновать эту местность без приключений я особо не надеюсь.
– Интересно, где сейчас проклятые даяки? Может, отвязались наконец? Хотелось бы верить в чудо.
– Ха! Отвязались! – Сандокан только фыркнул. – Они нападут, когда мы меньше всего будем этого ожидать. Даяки – мастера засад. Едва мы войдем в заросли, нас примутся осыпать ядовитыми дротиками. Пусть люди отдохнут пару дней. Хочу, чтобы воины были бодрыми и готовыми ко всему. А Каммамури сможет еще немного подучить негрито.
– Мой полковник – просто волшебник, – засмеялся Янес. – Стал настоящим отцом своим черным и диким рекрутам.
Они вернулись в лагерь. Сапагар отвел их в предназначенный для них аттап, выше и просторнее прочих. Велев Каммамури расставить дозорных ближе к краю леса, они улеглись на уютные постели из листьев и уснули.
Ночь прошла тихо, даяки не объявлялись. Сандокану, Янесу и Тремаль-Наику оставалось лишь гадать, отошли ли они к озеру, чтобы подключить к обороне жителей крупных поселений, или засели где-то, выжидая удобного случая.
День тоже провели без приключений. Ни вражеских отрядов в низине, ни даяков в джунглях на склоне Кайдангана. Каммамури же не терял времени впустую. Пока малайцы и ассамцы бездельничали, он муштровал негрито, обучая тех каким-то хитрым маневрам.
Так миновало два дня. Сандокану не терпелось пуститься в дорогу, но ему требовались хоть какие-нибудь сведения о неприятеле. Напрасно он посылал на равнину разведчиков в надежде что-то разузнать. Все возвращались с одним и тем же ответом: даяков нигде нет.
Однако Малайский Тигр нутром чуял, что враг рядом. Янес придерживался того же мнения. Еще сутки прошли в напряженном ожидании. Провизия заканчивалась. Носорожьи окорока были съедены, а в окрестных лесах не нашлось ни одного фруктового дерева.
– Надо выступать, Сандокан, – сказал Янес на исходе четвертого дня. – Мне совсем не улыбается помереть с голоду, наблюдая, как между холмами привольно пасутся тапиры, бабируссы и буйволы.
– Подождем до утра. – Малайский Тигр явно нервничал. – Я отправлю в окрестности охотников. Ночь будет пасмурной, они наверняка вернутся с добычей.
– Братец, я начинаю скучать.
– Я тоже.
– И мой карабин вот-вот заржавеет без дела.
– Как и мой.
– Может, даяки просто перетрусили?
– Скоро выяснится. Пойдем ужинать.
– Но на ужин одни бананы.
– Сойдут и бананы. Когда-то мы с тобой довольствовались и меньшим. Попроси Каммамури отобрать лучших охотников.
– Сомневаюсь, что их добыча будет богатой.
– Кто знает, не окажется ли изобильной другая…
– О чем ты?
– Потом, потом.
Ужин действительно вышел скудным, особенно для солдат. Их хорошее настроение куда-то улетучилось, люди ощущали подспудную тревогу. Загрустил даже неунывающий Янес.
– Что-то ты совсем помрачнел, – заметил другу Сандокан, когда бананы были съедены, а охотничья партия отправилась в лес.
– К перемене погоды, должно быть.
– Погоды? А может, ты тоже чувствуешь беду? – прищурился Тремаль-Наик.
– Ну и рожи у вас, приятели! Словно у плакальщиков на похоронах висельников. И долго вы собираетесь ходить с такими постными минами? Терпеть не могу английского сплина.
Раскурив папиросу, Янес покинул аттап и зашагал к каменному выступу, служившему им наблюдательным пунктом. Медленно поднявшись, он уселся на самом краю и принялся с подчеркнутой ленцой выпускать колечки дыма.
Погода действительно менялась. С юга наползали черные дождевые тучи. Над равниной повисла тишина того сорта, что не успокаивает, а, наоборот, раздражает и людей, и животных. Воздух так и потрескивал от электричества. Янес долго смотрел в небо, потом перевел взгляд на сумрачную равнину, затем на лагерь.
Воины, женщины и дети собрались у огромного костра, курили и болтали. Время от времени из леса доносились выстрелы охотников, старавшихся добыть побольше дичи.
– Сдается мне, ночка нам предстоит та еще, – пробормотал португалец, выпустив последнее облачко дыма. – Ураган и прочие треволнения. Карамба! Что же это творится? Сандокан не будет изводить себя по пустякам. Неужто наш мир скоро полетит в тартарары?
Особенно громкий выстрел и последовавшие за ним крики заставили его вскочить на ноги.
– К оружию! К оружию! – надрывался кто-то.
Португалец выбросил окурок и кинулся к аттапу, зовя Сандокана. В темноте громыхал голос Каммамури:
– Пошевеливайтесь, лежебоки! Развернуть фронт! Карабины к бою! Двадцать человек на правый фланг, двадцать – на левый! Цельсь!
На склоне то и дело сверкали вспышки. Судя по ним, охотничья партия, отстреливаясь, быстро отступала к лагерю. Малайцы и ассамцы тоже поспешно разбирали карабины, кто-то начал вскрывать ящики с боеприпасами, составленные под почти непроницаемым для дождя аттапом.
– Сандокан, что же, мир летит к чертям? – спросил Янес, подходя к пирату, раздававшему приказы.
– Насчет мира не знаю, а эта гора точно.
– Что за великаны способны развалить целую гору?
– Армия даяков.
– Ах даяков! Тогда я, пожалуй, еще покурю.
– Не паясничай, Янес. Если грек решился на атаку, значит он все рассчитал и уверен в себе. Он обрушит на нас несколько сотен бойцов.
– Скорее уж поднимет.
– Как скажешь.
– И подъем этот дорого им обойдется, братец.
Пальба на склоне горы не стихала, эхом раскатываясь в лесистых ущельях. Могло показаться, будто там разрываются гранаты. Сандокан занялся организацией обороны.
– Ставьте спингарды! – ревел он. – Вскрывайте ящики со шрапнелью! Огонь открывать, только когда враги подойдут к плато! Каммамури, расставляй своих по периметру! Дети и женщины – в аттапы, быстро!
Пальба делалась все громче и чаще. Охотники не прекращали отстреливаться. Их выстрелам вторил вой приближавшегося урагана. Над далеким озером зрела гроза, горячий ветер гнал оттуда брюхатые тучи. Отряд разделился на четыре части по числу спингард, вокруг которых суетились артиллеристы. Женщины и дети, забившись под навесы, с ужасом ждали исхода сражения, обещавшего быть жарким.
Сандокан, Янес и Тремаль-Наик носились по лагерю, проверяя и перепроверяя позиции. Приближение битвы горячило им кровь. Не такие они люди, чтобы дрожать перед великими опасностями. Сколько всего испытали они за годы, полные приключений! Что им теперь какая-то ночная атака! Одной меньше, одной больше.
– Карамба! – Янес прислушался к грохоту в ущельях. – Чем там заняты наши люди? И в кого они палят, в тапиров или в даяков? Или мы ненароком угодили в охотничьи угодья святого Губерта?[64]
– Не понимаю, о ком ты толкуешь, – ответил Сандокан, – но уверяю тебя, под их пулями падают отнюдь не звери.
– Почему бы им тогда не вернуться в лагерь?
– Они стараются отогнать врагов обратно в леса. Сам знаешь, мои малайцы готовы сопротивляться до последнего.
– А вот у меня нервы натянуты как струна!
– Не думаю, что сейчас их заботят твои нервы. Честно говоря, я сам не нахожу себе места.
В этот момент на плато выскочил человек с криком:
– Не стреляйте! Свои!
Это был
