раз ослушался приказа, Ла Марка в компании с худшими из его капитанов бросили в тюрьму, и его место заняли Дирк Соной – один из самых верных агентов Вильгельма в Нидерландах в годы его изгнания – и Луи Буасо, под началом которых гёзы превратились в дисциплинированную военную силу. И на полях сражений, и в вопросах дипломатии правой рукой Вильгельма оставался Людвиг. Он без устали курсировал между военным лагерем и двором. Пользовавшийся неизменным успехом у женщин среднего возраста, он уговорил французскую королеву-мать оказать помощь Нидерландам. Какой прекрасный повод насолить ее давнему сопернику королю Испании, вдохновенно уверял он. Создавалось впечатление, что крах гугенотов уже не имеет значения, поскольку союзником Вильгельма могла стать сама французская корона. А Вильгельму был нужен союзник, поскольку у голландцев не хватало ни людских, ни финансовых ресурсов. Штаты не скупились на поставки и согласились на введение налогов, по сравнению с которыми десятый пенни Альбы казался сущей безделицей, но Север был беден по сравнению с Югом, а его самый богатый город Амстердам держался в стороне от восстания, не потому, что был так уж предан королю Испании, а просто в силу безразличия. Альба не сомневался, что весной принц Оранский будет низложен, а за лето удастся покончить с восставшими.
Всю ту страшную зиму 1572/73 года испанские войска блокировали Харлем и надеялись войти туда тем настойчивее, что получили от малодушного городского совета официальное предложение о сдаче. Пока его посланцы были на пути к Альбе, более решительное меньшинство сместило пораженцев, а злосчастных советников, которые везли предложение Альбе, схватили и отправили к Вильгельму в Делфт. Всю зиму жителей Голландии кормили бодрыми сообщениями о том, что испанцы под Харлемом ежедневно мрут и дезертируют тысячами. Весной выяснилось, что это ложные слухи. Теперь оттепель отрезала путь в осажденный город по замерзшим каналам для посланцев Вильгельма, добиравшихся туда на коньках, и того тонкого ручейка поставок, которые доставлялись туда на санях. Теперь сообщения в Делфт и обратно доставлялись голубиной почтой, и они часто терялись. Напрасно Вильгельм надеялся, что Людвиг предпримет отвлекающий маневр. «Вся страна ждет, что ты явишься, словно архангел Гавриил», – писал он. Но у Людвига, даже если бы он оставил свою важную миссию во Франции, не было войск. Их не было ни у кого. Перед лицом смерти и почти без надежды на спасение губернатор и гарнизон продолжали держаться, в то время как Вильгельм отчаянно старался собрать всех, кого только мог. Но к 9 июля 1573 года силы сопротивления перестали существовать, и через три дня Харлем пал.
Жестокое обращение с другими городами вызвало возмущение даже на Юге. Альба, несмотря на то что он только что публично сжег очередных тринадцать еретиков, неожиданно проникся идеей, что великодушное обхождение может успокоить восставших, и дал указание своему сыну, захватившему Харлем, проявить снисхождение. Трансформировав понятие милосердия согласно своим представлениям, этот молодой человек вырезал весь гарнизон и некоторых горожан – всего больше двух тысяч человек – и наложил на город штраф в сто тысяч экю. Альба одобрил его действия и был удивлен и возмущен, обнаружив, что его доброе отношение поняли неверно: вместо того чтобы броситься к ногам такого милосердного завоевателя, мятежные голландцы продолжали с необъяснимым упорством сражаться с ним.
Трагедия Харлема еще сильнее настроила голландцев против испанцев, однако не способствовала росту престижа Вильгельма. Постоянная опасность и жестокость Альбы вызвали всплеск безумной злобы среди жителей и солдат. Долгое сопротивление Харлема было отмечено ужасными инцидентами: испанских пленных вешали на стенах на виду у их товарищей, ночью на позиции осаждавших выкатили бочку, полную отрубленных голов, с мрачной запиской, что это десятый пенни. После падения Харлема этот отвратительный жуткий юмор начал распространяться по всей Голландии. Принц Оранский был слишком слабым, слишком сладкоречивым. Что он мог предъявить за год, кроме списка потерь и резни: Нарден, Зютфен, Монс, а теперь Харлем? Неужели он собирается воевать с Альбой в перчатках, не запачкав рук? Весть о падении Харлема пришла, когда Вильгельм был в Лейдене, но сначала он узнал об этом из криков толпы, угрожающе собравшейся у его дома, и ударов камней, брошенных в окна. Люди во всем винили его. Он отправил слишком мало солдат, сделал это слишком поздно, и теперь все пропало…
Ни в первый раз, ни в последний раз Вильгельм не пытался оправдаться за свои решения. Он объехал лояльные ему города Голландии, успокаивая людей своим присутствием и своей уверенностью, и завоевывал городские советы с помощью тщательно продуманных объяснений и убедительных доводов. Потеря Харлема была слишком жестоким ударом, чтобы кто-нибудь мог подумать, что он допустил его по недосмотру. При таком малом количестве войск и таком большом количестве населенных пунктов, которые требовалось защищать, его потеря была неизбежна, но она должна была стать последней.
Одновременно с потерей Харлема другие планы Вильгельма принесли запоздалые плоды. Людвиг с войском, недавно набранным во Франции и Северной Германии, снова вошел в район Льежа, захватил Рамильи и город-крепость Сен-Тронд. Но еще сильнее облегчил ситуацию бунт в испанской армии, случившийся через несколько дней после взятия Харлема. Косвенно к этому были причастны морские гёзы, которые подстерегли испанскую эскадру с серебром из Америки, и армия не получила причитавшихся денег.
Передышка оказалась короткой, поскольку к середине августа Альба справился с бунтом, и в середине сентября его сын двинулся на Алкмаар. Это был маленький городок с готической церковью, расположенный недалеко от моря на защищенной дамбой голландской равнине и построенный, образно выражаясь, из сыра. Слабо защищенный своими жалкими стенами и небольшим гарнизоном, как он мог надеяться устоять? Но уроки Зютфена и Нардена не были забыты, а уроку Харлема было всего два месяца. В глазах его жителей испанское милосердие не отличалось от испанской ярости. Если уж им суждено умереть, то лучше умереть, сражаясь.
Таким образом, когда сын Альбы дон Фадрике дал приказ к атаке, жители Алкмаара, вооружившись кувалдами и резаками мясников, встали на городских стенах бок о бок со своим гарнизоном. Под натиском их упрямой ярости испанцы отступили, потеряв около тысячи солдат – слишком высокая цена за один день безуспешной попытки штурма этой разросшейся деревни. Но время, численность и артиллерия еще должны были сказать свое слово. К тому же дон Фадрике не смел бросить осаду из страха перед своим грозным отцом. Неужели еще один мужественный город повторит судьбу Харлема? Решение нашел Дирк Соной. Алкмаар находится всего в пяти милях от нависавшего над сушей моря, и испанцы не замкнули блокаду
