изначальной цели, бросает ношу на землю.
Вернулся! Ден вернулся! Не мог её оставить, он слово дал. Сдержал, выходит, справился.
Бежит, спотыкается, падает в грязь, пачкая штаны в коленях, поднимается и вновь бежит. Не показалось. У крыльца припаркован белый внедорожник.
Она влетает в избу вихрем, ощущая переполняющий её восторг и облегчение. Цел! Живой!
Да только встречает её совсем другой человек. Тот, кого она бы видеть не желала вовсе.
Замирает, едва затормозив, глаза округляет от шока. Эмоции сменяются, калейдоскопом отражаясь на лице.
Макс не смеётся, не ухмыляется, как делал это раньше. Его черты заострились, став суровыми, угрожающими. Его аура напоминает ей ауру Дена в их первые встречи. Такой же жёсткий, давящий одним присутствием, желающий погнуть волю другого.
— Как? — только и может выдавить из себя она. Он ведь не знал об этом месте. Как он их нашёл?
Он выгибает левую бровь, вынимает руки из карманов брюк, таких же чистых, как обычно. Будто на знатный приём явился, а не в захолустье.
— Даже машину сменили, какие молодцы. Да вот ты, маленькая воровка, кое-что забыла, — надменно тянет он, качая головой. — Например, выбросить украденное. Не думала, что я могу отследить собственный телефон? — усмешка возвращается к нему, но совсем иная, не такая, как раньше, в ней нет ни капли веселья. — Ты — ещё понятно. Но Ден? Серьёзно? Чем он забил свою голову, что отупел? Ах да, наверное, тобой. И что, при ребёнке не постеснялись? — издевается, развернувшись в сторону Светы.
Ника медленно движется к дочери, но Макс направляет на неё пистолет, поворачивается обратно.
— Нет уж, ты останешься стоять на месте, лживая сука, — рявкает он, переводит дуло на Светку.
Ей становится дурно, голова кружится, а в горле жжёт.
— Не смей, — шипит она, делая ещё шаг. — Только не её. Меня пристрели, если хочешь, — думает лихорадочно, но не может найти выхода из ситуации. Вновь на обман он не купится, разве что сам захочет обмануться.
— Да? — отзывается лениво, бросая на неё взгляд. — Почему? Если она умрёт, тебе будет погано.
У неё слезятся глаза, их заволакивает дымка. Дьявол бы его побрал! Неужто можно быть такой сволочью? Она до последнего верила, что он прогнил не до конца, что осталось в нём что-то человеческое, что-то, что оправдало бы её выбор отступить тогда, бросить клятый нож и просто уйти.
— Ты не сделаешь этого. Ты — не плохой человек, — сглатывает ком, не давая себе заплакать. Не сейчас. Нельзя. — Мы же… мы были близки, — тоненько говорит она, приближаясь вновь, сокращая расстояние меж ними.
Он щерится по-звериному, обнажая белые ровные зубы, снимает с предохранителя.
— Стой, кому говорю! — Светка на постели вздрагивает от громкого звука, но не просыпается. И слава богу. Здесь хватает одной паникующей женщины. — Ты! — цедит он, подходя вплотную, прислоняя дуло ниже челюсти под подбородком, металл больно упирается в кожу, холодит. — Ты знала о том, что я чувствую. Знала, что я тебя любил. Пообещала и обманула. А я не терплю, когда меня обманывают.
Она видит вздувшуюся вену у его виска, каплю пота, стекающую по шее, едва заметно подрагивающие пальцы. Глядит своими глазами в его: зелёные — зелёные, как летняя трава, с жёлтыми редкими прожилками. Рукой охватывает его ладонь, сильнее вжимает пистолет в своё горло, замечая, как его взгляд меняется, как в нём отражается испуг и что-то ещё кроме злости.
— Стреляй, — говорит отстранённо, с той с самой уверенностью в тоне, от которой стынет кровь в жилах. Его ресницы опускаются, отбрасывая тень. — Стреляй, чтоб тебя! — уже с яростью выдыхает Ника, впиваясь ногтями в кожу на его запястье.
— Сука! — ругается Макс, отбрасывая пистолет, тот отлетает в угол и ударяется о бревенчатую стену. На неё смотрит с безумством, с отчаяньем, которое, кажется, разрывает его душу пополам. — Как я тебя ненавижу, — бросает он хриплым надломленным голосом. И целует. В губы впивается, сминая. Жестоко, властно, обречённо, как утопающий делает последний глоток воздуха перед тем, как пойти ко дну.
В ней поднимается вихрь протеста, изнутри тянется нечто густое, тёмное, скалит пасть, пробиваясь наружу. Нике знакомо это чувство. Она помнит его с прошлого раза. Не сдерживается, отпирает клетку собственными руками, выпуская монстра на волю. Все они — монстры, в каждом человеке живёт монстр. В ней тоже. И сейчас она не намерена сажать его на цепь. Он ей нужен, он — часть неё: неотъемлемая, вечная. Необходим для защиты себя и близких, ведь стоит Максу опомниться, он непременно погубит их обеих, а затем доберётся до мамы и до Дена, если уже «не».
Тварь проникает в его сознание, ломая барьеры на своём пути, круша их острыми клыками, вгрызаясь глубже, пока не добирается до самого сокровенного, того, что делает из него личность. Она жрёт, испивая до дна, пока ничего не останется, пока пустота не укутает его в свои объятия.
Его чувства проходят через неё разрядами: от горькой ненависти, вяжущей зависти, обиды до сладости мёда влюблённости, острой страсти, щемящей нежности и тоски. Ника, наконец, понимает, что он не врал хоть в чём-то. Жаль, не нашёл иной путь, всё могло быть по-другому. Он мог быть другим. Но не был. И это его осознанный выбор.
Отталкивает её, отстраняясь, но слишком поздно. Ей не нужен огнестрел, чтобы его добить. Не нужен и нож. Она способна разобрать его по частям, что не сложишь обратно. И эта мощь необъятна, она управляет ею, не наоборот.
Макс меняется в лице, отшатываясь, запинается, оседая на пол. Ника склоняется над ним, укладывая ладонь на щёку, до последнего не прерывает зрительный контакт. Он пытается противиться, оказать сопротивление ответным вторжением, но ничего не выходит. Она держит щиты крепко, инстинктивно понимая, что необходимо.
— Я жалею, что тебя полюбил, — шепчет он, выдыхая вместе со словами последние эмоции. Она мешкает всего миг до того, как оборвать нить, опустошить сосуд окончательно. Искра в зелени гаснет, взгляд становится стеклянным, как у куклы.
Ника осознает, что больше не сможет стать прежней. Макс теперь внутри неё, его эмоции — часть её эмоций. Их слишком много, от них трещат — раскалываются виски, будто по ним ударяют молотом. Она скулит, сжимаясь в дрожащий комок подле него, запускает пальцы в светлые волосы. Не чувствует, как её подхватывают чужие руки, как родной голос успокаивает, точно убаюкивая. Её потряхивает, бросает то в холод, то в жар, а сознание крошится и вновь собирается в единое целое.
— Ника, посмотри на меня. Ника! — зовёт Ден издалека. — Успокойся, просто
