свободна или, напротив, насколько виртуальна моя, Лосева номер четыре, воля. Вот я вошел в квартиру с портфелем и чемоданом, а даже не знаю, не имеется ли в ней уже точно такие же чемодан и портфель моего предшественника, как это было в фильме «Солярис» с вещами героини. А у клона – какая воля? Клонированная. Я отправился в кладовку, где мы хранили чемоданы, и дубликата стоявшего в прихожей с некоторым удовлетворением не обнаружил. Значит ли это, что и я не дубликат? Едва ли, пока не разгадал природу перемещения вещей в пространстве «Аквариума», но всё же… Я вернулся в кабинет, посмотрел в тот угол, в который обычно ставил портфель, – пусто. Стало как-то спокойней. Пока я не задумался: а где тот бедолага Лосев, что ночью отвез жену в аэропорт? Лучше не думать…
Зазвонил мобильник, стоящий на подзарядке. Да, это Москва, где телефон – продолжение тебя самого, здесь долго помедитировать в одиночестве не дадут! Я подошел, глянул: «Рыленков», – главный редактор литературно-исторического издательства, в котором я трудился редактором-надомником. Ну, вот, Лосев номер четыре, пора и за работу браться. Еще бы знать, что я там наработал за год. Я ответил:
– Привет!
– Привет, Боря! Ну, я прочитал, наконец! Приезжай, обсудим. Сможешь в течение часа, а то у меня потом совещание?
Начинается… ЧТО он прочитал? Хотя, чего я комплексую переспрашивать? Ну, забыл… Писатель, рассеянный человек… За спрос денег не берут, только раздражаются.
– Егор Петрович, уточни, пожалуйста, а что ты прочитал?
– Как что? Роман, который ты предложил!
Ах, вот как, я роман за год навалял… Жалко только, что сам его не читал. В моей первой жизни, перед поездкой в Южноморск, еще и замысла нового романа не было.
– Ага! Понял, Петрович, еду!
Всё это чем-то напомнило мне мистическую историю с классиками, свидетелем которой я стал, когда в молодости работал в журнале. Мы сидели с поэтом Юрием Кузнецовым в кабинете главного редактора и выпивали. Перед этим Кузнецов, хотя был не с похмелья (с похмелья он напоминал Вия, которому невмоготу поднять веки), попросил меня: «Борис, сходи, купи коньяку хорошего, ну, ты знаешь какого, и винограду». В предпочтениях его – коньяк, виноград – сказывался вкус человека с юга. Впрочем, если бы он хотел просто выпить, то вполне мог довольствоваться и водкой, причем без всякого винограда и вообще без закуски. Юрий Поликарпович был одним из последних литературных могикан, что пили водку стаканами. А тут он закончил большую поэму и решил это дело отметить эстетично. Я купил, принес, мы сели, выпили по первой, и вошел Валентин Распутин. Ему нужен был главный редактор, а тот почему-то отсутствовал. Мы, естественно, пригласили Валентина Григорьевича за стол, и он присел рядом с Кузнецовым. Оба они были люди тяжеловатые на общение, – особенно, если потенциальный собеседник тоже значительный писатель. Сидят, молчат. Это ведь не более чем литературоведческие измышления: как много могли бы сказать друг другу, например, Толстой и Достоевский, доведись им встретиться! Ничего бы они не сказали, – сидели бы, небось, точно так же, насупившись, с онемевшими языками. Я разлил, выпили, и Кузнецов, наконец, говорит: «Ну, что, Валентин. Я прочитал твою повесть. Ты знаешь, мне кажется, это никуда не годится». Распутин удивленно воззрился на Кузнецова: «Юра, я уже много лет не приносил в журнал никаких повестей…» Тут в глазах у Юрия Поликарповича что-то прояснилось, и я понял, что он просто находился в размышлениях о творчестве Распутина, и эти размышления перешли, может быть, за рамки реальности. Посмеявшись над новым литературным анекдотом, я решил, что Кузнецов в то время, когда произошёл этот эпизод, находился в своём привычном состоянии – сразу в нескольких слоях времени. Один слой – тот, в котором он физически пребывал, другой – тот, где он парил рядом со своей поэмой, а третий – был связан с вошедшим Распутиным, человеком более удачливым в смысле литературной славы. Мистичность же ситуации заключалась в том, что Валентин Григорьевич новую повесть, действительно, писал и года через два, когда Кузнецова уже не было в живых, принес ее в журнал. Не исключено, что Юрий Поликарпович «провидел» эту повесть. Зная его, я могу предположить, что она едва ли бы ему понравилась. Он не любил читать о мытарствах маленьких людей, даже, если они делают их «большими». Оттого и высказался «авансом».
Я в каком-то смысле оказался в положении Распутина: поеду выслушать мнение о романе, которого в нынешней своей ипостаси еще не писал, но который в другой жизни уже читал Рыленков.
Я посмотрел в окно, стоит ли на стоянке моя старенькая «шкода». Стояла. Ладно, поеду.
Спустившись во двор и постучав по скатам машины, я залез в салон и проверил зажигание. Заводится нормально, как и год назад, с абсолютно тем же подкашливанием. Бензину на полбака. Можно ехать.
Я был уже в пути, когда снова позвонила жена. Она начала без всяких предисловий:
– Борис, выкладывай, как на духу, что у тебя было с этой Ольгой Витальевной!
«Ничего не было, кроме того, что в Венеции она лежала со мной голая», – чуть не ответил я. Прочистив горло, я «прикинулся шлангом»:
– А кто это – Ольга Витальевна?
– А то ты не знаешь, кто! Твоя поклонница из местного университета!
– А, вспоминаю, ты говорила! Ну, у нас есть общие знакомые из Южноморска. А так – откуда мне ее знать, если я сам никогда в Южноморске не бывал?
– А в Москве ты с ней не встречался?
– Нет, – честно ответил я.
Жена моя отлично чувствует, когда я говорю честно, поэтому градус ее натиска несколько снизился.
– Если вы знакомы лишь заочно, то как объяснить ее поведение по отношению ко мне?
– Что же это за поведение?
– Когда нас уже собрались везти в гостиницу, вдруг шагом бизнесвумен быстро входит эта Глазова, отводит меня в сторону и говорит, что произошла досадная накладка с моим номером в «Аквариуме», он уже занят, и она лично отвезет меня в другую гостиницу. Спросила, где мои вещи, сама взяла их и потащила, не оглядываясь, к выходу! Мне ничего не оставалось, как только догонять ее. Нет, ты понял? И вместо комфортабельного номера я получаю обыкновенную комнату в гостинице при студенческом общежитии! Я просто растерялась! А Ольга эта как ни в чем не бывало говорит: «Вам повезло, вы живете рядом с университетом!»
Я живо представил себе всё это и едва сдерживал смех. Молодец, Лилу! Мертвая хватка, – то, что надо в такой ситуации.
– А может, и вправду
