даёт, к примеру, эта же балка и ещё ряд складок местности, – мы могли бы спасти множество жизней. Впрочем, это вопрос будущего – сейчас же балка, скорее, препятствует генералам чертить свои, безупречные с точки зрения геометрии, линии. Она пустует, и я хожу сливать туда наши отходы. Впрочем, вернее сказать – ходил, поскольку наша рота, несмотря на то, что отважно сражалась, не смогла удержать занимаемые позиции.
Я осторожно, шаг за шагом, ступал, стараясь не расплескать свой «драгоценный» груз, когда услышал за спиной крики и треск винтовочных выстрелов. Должен сказать, что все мы уже сталкивались с клыкунами, как и с оживлёнными чёрной магией фоморов мертвецами, и нотки потрясения в голосах наших товарищей, соединённые в единое агонизирующее целое с физической болью и не поддающимся контролю страхом, прозвучали крайне непривычно. Рык клыкунов, к которому примешивались незнакомые мне ещё взвизгивания, наводил на мысль, что среди нападающих есть представители какого-то нового, ещё неизвестного нам вида.
Обернувшись, я тут же пожалел об этом. Лучше бы я был примерным солдатом и выполнил свой долг, уделив все свои силы и внимание той стратегической миссии, о которой я тебе уже сообщал. Возложенная на меня командиром роты временным вторым лейтенантом Глиндвиром, она провалилась в тот же миг, поскольку, поражённый увиденным, я не смог удержать ведро в руке, и оно упало, расплескав своё содержимое. Уверен, эта смесь содержала и куски нашего командира, представляющие собой наибольшую ценность для вооружённых сил.
Впрочем, моей оплошности имелись серьёзные причины. Взору твоего доброго друга старины Рийга предстала картина, достойная куда более искусной, нежели его, кисти. Я сделал несколько набросков, которые едва ли удовлетворительны, поскольку не передают и малой толики того сковывающего движения ужаса, который вызвали в моей душе невиданные ранее существа.
Они вылезли из-под земли. Да, они действительно осуществляли подкоп всё это время, пока я слышал те странные звуки! Наша траншея обвалилась более чем в дюжине мест, превратившись в подобие рецийского сыра, если только тот способен сгнить до такого состояния, чтобы стать совершенно чёрным, наполненным отвратительного вида бледными, в бурых пятнах, клыкунами.
К сожалению, отнюдь не клыкуны стали причиной того, что у твоего, ещё совсем молодого, товарища прибавилось седых волос. Наибольший страх внушали не они, а те существа, которые проложили им путь. Кожистые, совершенно безволосые, они походили на людей – только отличались куда более длинными, свисающими ниже колен руками, с сильно развитыми пальцами, заканчивающимися тупыми когтями. Живот выпирающий, ноги очень короткие, кривоватые, также с когтями. Выпученные, как у обитателей морских глубин, глаза их очень чувствительны к свету и позволяют видеть в темноте, хотя, предполагаю, днём они слепы, как кроты, поскольку ведут такой же образ жизни.
Любопытнее всего оказалось то, что они, похоже, сами искали спасения от клыкунов. Им явно недоставало разума понять: мы можем стать их союзниками. Бессмысленный взгляд страшных, навыкате, глаз вызывал озноб. Эти существа истошно визжали, безуспешно отбиваясь от навалившихся на них клыкунов, для которых, они, видимо, являлись привычным лакомством. Жалобный крик, заглушивший на краткое, наполненное ужасом, время все остальные звуки, до сих пор стоит у меня в ушах.
Одновременно чешуйчатые клыкуны, количество которых, казалось, превосходило пределы всякого воображения, атаковали и нас. Беспорядочная стрельба, предсмертные крики, разрывы ручных гранат, сопровождающиеся яркими жёлтыми вспышками – всё это смешалось в одну ужасную кровавую симфонию. Я также взял несколько нот, успев расстрелять одну обойму, прежде чем меня смёл поток солдат нашей роты, спасающихся бегством. Уносимый этим спасительным течением, которое возглавлял, конечно же, Глиндвир, я ещё успел заметить, как кожистые, полуслепые существа, окружённые клыкунами, пали под их хищным натиском.
Мы сохранили свои жизни; это единственное, что сближает меня и Глиндвира и ему подобных. Многие остались навсегда в той, отрезанной от своих, траншее, по которой сразу же был открыт заградительный огонь из миномётов и четырёхдюймовых гаубиц. Последняя мера стала тем, что спасло нас от неминуемой гибели.
Как только я пришёл в себя, то сразу же выпросил у одного из штабных бумагу и карандаш и начал рисовать. Отбрасывая листок за листком, на которых мне никак не удавалось воспроизвести нечеловеческий облик этих новых существ, я далеко не сразу понял, в чём дело.
Поразительная, внушающая дрожь, догадка осенила меня: их облик как раз являлся человеческим! Ещё не веря в это предположение, я тем не менее, понял, что иначе быть просто не может: это действительно потомки людей, вероятнее всего, окончательно утратившие разум и загнанные клыкунами под землю. Управляя и теми, и другими при помощи телепатии, фоморы руководили прокладкой подземных туннелей, как то делают горные инженеры, подгоняющие нерадивых угрозой штрафа или иного наказания. Однако в данном случае речь идёт не о дисциплинарных взысканиях – ставкой в игре служила сама жизнь, поскольку речь шла о подлинной борьбе за выживание.
Впрочем, самое ужасное, отвратительная правда о фоморах, ещё впереди. У меня не осталось ни малейших сомнений, что мы имели дело с ними самими, вернее с их человеческими телами, которые они бросили много поколений назад, чтобы вести жизнь бесплотных духов. Бездушные тела, постепенно деградируя, скатились вниз по лестнице эволюции – и даже стали объектом такого извращённого развлечения, как охота, для чего использовались нарочно выведенные клыкуны. Единственное, к чему ещё оставались пригодными эти потомки человеческой расы – это форсированная, самоубийственная прокладка подземных тоннелей.
Более глубокую, выступившую даже против законов природы, ненависть ко всему человеческому, включая собственное тело, трудно себе представить.
Теперь я – да и ты тоже – знаю правду о фоморах. Если и есть кто-то, разделяющий нелепую веру в возможность достижения мира, то пусть он приедет сюда и посмотрит, что эти предатели рода людского сделали с самими собой!..».
Глава
XXII
Ансгер, аккуратно переписывавший содержание древних документов, отложил уже высохшее, начавшее царапать пергамент, перо в сторону и устало потянулся. Уже перевалило далеко за полночь. Голоса, обсуждавшие детали предстоящего набега на пост наёмников Могущественных, стихли – воины Человека-без-Имени улеглись спать.
– Странным именем ты меня называешь, старик, – послышался откуда-то из-за спины голос, который мог принадлежать только одному человеку. Ансгер вздрогнул: не столько по причине того, что его мысли читают – эта способность незваного гостя давно не являлась тайной для него, – сколько из-за неожиданности.
– Я даже не слышал, как ты вошёл, – сказал он, наконец, совладав с волнением, и обернулся. Человек-без-Имени, стоявший, заткнув большие пальцы рук за пояс, снисходительно улыбался.
– Я вхожу туда,
