и в этот момент началось волшебство.
Они переплелись пальцами, комната поплыла, будто раздвигаясь в бесконечность, не было уже ничего, кроме них самих. Не было старого дачного дома, живущего своей скрипучей жизнью, не было ни стариков, населявших его, ни прошлых и будущих войн, где они, не ставшие еще стариками, дрались насмерть с такими же, как они, юношами, не было огромного города рядом, и исчезли миллионы людей, которые хотели власти, денег, славы, бессмертия и множества глупых вещей.
Искрами в отдалении возникли их друзья, они определенно существовали, и на эти светящиеся огоньки было приятно смотреть. Но все же Лиза и Андрей висели в этом космосе вдвоем, вокруг медленно вращались звезды-люди, но ярких было совсем немного: вот родители, вот одноклассники, да и то не все. Вот несколько черных дыр, имевших имена, которые Лиза была не в силах прочитать.
Лиза в этот момент подумала, что, может, все дело в ударе током и в этих восточных чаях, которые они пили, но скоро ей стало не до того. Реальность перед ними действительно изменилась, все пространство покрылось множеством разноцветных линий, и одна из них, голубая, связывала Лизу с Андреем. Она была то очень толстой, то истончалась и едва не рвалась. Другие линии тянулись за границу дачного участка, какие-то из них уходили вверх и вниз, и все они двигались, перемещались, но только та, что связывала ее с Андреем, не двигалась никуда, пульсировала, не меняла своего голубого цвета. Они плыли между звезд, как два космонавта, потерявшие свой корабль, и это было главным знанием, а не мерцавшие разным цветом опасности и тайны.
— Ишь, очнулись. Чайку попейте.
— Это у вас был что, чай с коньяком? — спросил, переводя дух, Андрей.
— Вот еще, — поджал губы старик. — Стану я на тебя переводить коньяк. Ты по малолетству еще всем скажешь, так сраму не оберешься. Мне самому запретили пить, правда, те врачи, что запретили, уже сами давно перемерли.
Он засмеялся, и смех был похож на маленький шерстяной клубочек, который выкатился на стол, прыгнул и снова исчез под столом.
— А сколько мы?.. Сколько нас тут не было?
— Нисколько. Прикоснулись да руки отдернули от искры. И что вы видели?
— Ничего, практически ничего, — быстро произнесла Лиза.
— Правильно отвечаете, — медленно улыбнулся старик, как, наверное, улыбнулась бы черепаха.
Адъютант отсоединил ручку, упаковал ящик обратно в брезентовый мешок и ушел с ним куда-то. Хозяин сказал устало:
— Это хорошо, что мы повидались. И хорошо, что ты приехал не один, это очень ценно. Потому что я успею сказать тебе важную вещь: ты должен не понять, а ценить то чувство, что у тебя есть. Поймешь потом. Родители тебе твердят наверняка про оценки в табеле. Не спорь с ними, но те друзья, которые есть у тебя сейчас, всегда будут главнее. Самое важное у тебя именно сейчас, хотя потом будет казаться, что пора вырастать из детской дружбы и влюбленности. Вы будете расставаться и, быть может, заживете порознь, но это все глупости. Дружба, которая сейчас, навсегда, я тебе говорю, и предательство тоже навсегда. Очень важно, чтобы с тобой были люди, которые помнят тебя с детства. Они, как часовые, не дадут тебе сделать неправильного шага. Ты, конечно, все равно его сделаешь, но они успеют крикнуть тебе «Стой!», и ты, возможно, услышишь. Впрочем, я устал. Прощаться не надо, сейчас я укачусь от вас в комнаты, а Никита Васильевич довезет вас до станции. Он все равно туда собирался.
Зажужжал мотор коляски, и Лиза с Андреем увидели, как старый генерал исчезает в проеме двери.
Кажется, навсегда.
Глава 21
Дуэль
Евгений Сулес[38]
Андрей и Лиза возвращались в Москву на электричке. После пережитого на даче говорить не хотелось. Слова казались лишними и ненужными. Ехали молча, смотрели в окно на пробегающий мимо убогий пейзаж. Украдкой поглядывали друг на друга. Каждый думал о своем.
Андрей почему-то вспоминал, как обнял Аню дома у Пети, когда все просили друг у друга прощения. Аня прижалась к нему и выплакала на его плечо водопад слез. Ему хотелось держать ее и не отпускать. Он никак не мог этого забыть. Усилием воли заставил себя не вспоминать. А сейчас снова вспомнил, и на душе стало тоскливо, будто кто-то умер.
Рядом ехала Лиза, такая близкая, доступная — протяни руку, прижми к себе и не отпускай. Его Лиза, верная Лиза, которая всех спасла, вернула в реальность, стерла дурную бесконечность фантомов, исправила бытие, починила, навела резкость мира. Пожертвовав своим даром. Бедная Лиза. Андрей знал, что Лиза его друг, он любил Лизу, но влекло его к Ане.
Терзания Андрея прервало сообщение, пришедшее в общий чат. Андрей и Лиза одновременно посмотрели в черное зеркало, каждый в свое. С понедельника школу закрывали на карантин.
— О дивный новый мир! — сказала Лиза, глядя в окно на полуразрушенную железнодорожную станцию.
* * *
Ночью Андрею снился сон. Все старики умерли, на всей планете не осталось ни одного. Умер его прадед и верный старый адъютант Никита. Даже бессмертный Платон Платонович, и тот умер. Затем умерли люди среднего возраста. Остались одни дети. Опустевшая планета принадлежала им. Лизе, Пете, Дяде Федору, сестрам Батайцевым, ему и… Аня наклонилась к нему, стало темно и сладко.
Андрей проснулся в начале шестого. Долго смотрел на проявляющийся из темноты день. В одном из случайно попавшихся постов на «Яндекс. Дзене» Андрей прочел, что некоторые хасиды учили: ночью творение умирает, а наутро Сущий создает его вновь. Ему в последнее время часто казалось, что каждую новую главу — мир другой и люди другие. Те же, но другие. Откуда у него появилось деление жизни на главы, он не знал, но определял границы глав очень четко. Иногда прямо так себе и говорил: началась новая глава. Ему представлялась компания беззаботных богов, которые по очереди пишут книгу бытия. И все вокруг выполняют их причудливую волю, делают то, что боги напишут. А боги пишут, что на душу ляжет, играют ими, как кубиками, — переставляют, меняют местами, убирают — от нечего делать, заполняя пустоту. Этот образ и раньше приходил Андрею в голову, но с той минуты, как его начало неотвратимо тянуть к Ане, стал навязчивой метафорой мира.
В висках стучало ее короткое имя. Хотелось взять баллончик с краской и написать на всю стену: «Я хочу быть с тобой, Аня!»
Андрей оделся и вышел на улицу. В Замоскворечье было безлюдно, только одинокий
