ясно.
— В дом не пускать, посидим в беседке. Я нашёлся, всё хорошо, просто недоразумение. Убедим.
— Ты сам-то в это веришь?
Чёрт, нет! Но мне надо выиграть время, чтобы вывести батю из игры и увести отсюда. Любыми способами!
— То-то.
— Тогда так, я иду к ним навстречу и начинаю переговоры.
— Одного не пущу.
— Тогда идём вдвоём.
— Чтобы нас пристрелили?
— Брось, ты прекрасно знаешь, что милиция не станет стрелять в безоружных парламентёров, пришедших для переговоров.
— Ну тогда арестуют.
— За что?
— Эх, Саша, Саша. Иногда ты как дитё. Неужели думаешь, что Шарипов не сложит два плюс два и меня не узнает?
— Хорошо, твои предложения?
Боцман пожал плечами:
— А какие тут могут быть варианты? Никто из находящихся на той стороне не должен уйти живым. Видишь ли, я не собираюсь переезжать.
— И это я как дитё? По-твоему, они собрались в путь и никому не сказали, куда едут?
— Если так, у нас будет время, чтобы уйти.
— Берём их в плен, и собирай свои манатки. То же самое.
— Не то же самое. Не хочу терять людей в перестрелке.
— Так не теряй. Улыбаемся и машем, усыпляем бдительность, приглашаем в дом. Не думаю, что у него много людей, возьмём тёпленькими. Он вообще в посёлке один работает.
И не дожидаясь ответа, я шагнул вперёд. Страшно было до усрачки. Когда с двух сторон на тебя направлено несколько стволов, самое то для вдохновения.
— Товарищ Шарипов, не стреляйте, я иду к вам, — широко улыбнулся я, поднимая руки.
— Александр, ляг на землю.
— Ошибка вышла, товарищ Шарипов. Меня никто не похищал, я сам. Вон товарищи подтвердят. Михаил Васильевич, идите сюда. Не бойтесь, никто не будет стрелять, — обернулся и призывно махнул я. — Простите, не думал, что случится что-то страшное, если я вдруг уеду на пару дней. Ну чего вы сразу?
— А почему голова перевязана?
— Ударился. Спасибо Михаилу Васильевичу, лечит меня. Он вообще замечательный человек, вы сейчас познакомитесь, сами убедитесь. Привет, Бельчик, — потрепал я пса по голове.— Михаил Васильевич, видите, за мной приехали. А вы переживали, как я до дома доберусь. Вот мне и товарищи в дорогу. Здорово, Налымов.
— Сашка, что с тобой тут сделали?
— Да ничего же, правда. Ну вы чего?
Из кустов вылез ещё один мужик… и всё. Их трое? Шансов против банды Боцмана — три против одиннадцати. И это я ещё не всех видел. Кто-то же готовит разносолы на всю ораву. Значит, надо продолжать играть, смеяться… и спасать их шкуры. Плен — единственный реальный шанс, остальное без вариантов. Я уговорю Боцмана оставить их в живых, это главное. Обратный путь будет для меня закрыт, ну и чёрт с ним. Пошатаюсь с Боцманом, потом свалю.
— Здравствуйте, товарищи, — присоединился к нам хозяин. — Ну и напугали вы нас! А мы как раз собирали Сашу в обратный пусть, Думал, сам провожу, вдруг в дороге плохо станет. А вы на чём, пешком, что ли? Устали небось, пойдёмте чайку выпьем. А там и обедом вас накормим. И транспорт дадим, видите, какой у нас вездеход шикарный, по любому бездорожью пройдёт. Пойдёмте, что мы стоим?
Боцман широким жестом пригласил всех во двор. Я напрягся. Сейчас или в доме?
— Саша, каким образом ты здесь оказался, почему не предупредил никого? — спросил батя, на ходу расстёгивая кобуру, чтобы сунуть в неё Макарова.
— Я это… знаю, что я безответственный раздолбай. Можете поругать меня.
— Так что произошло?
— Ко мне на дискотеке подошёл друг, который рассказал интересную штуку. Представляете… — взахлёб начал я говорить, чтобы не выдать себя интонацией или выражением лица.
Напрасно. Мы уже подошли вплотную к забору, и хозяин радушно приглашал гостей в ловушку.
— Проходите, — распростёр он руку.
— После вас, — жёстко улыбнулся батя, прижимая к боку собеседника дуло пистолета. — Вот ты и попался, Боцма́н.
Кто первым выстрелил, я так и не узнал, потому что всё пришло в движение. Двое, оставшихся с нами за воротами, бросились к нам, Налымов наставил ружьё на них, внутри двора тоже завязалась потасовка. Хреновый получился план, — мелькнуло у меня в голове, когда я кинулся на батю, закрывая его от дула Васькиной винтовки. Успел? Нет? — думал я, почему-то лёжа на земле и наблюдая пробегающие ноги. Млять! Батя! — увидел отца, лежащего рядом. И кровь. Дальше всё смутно и отрывками.
Меня несут, Янчик орудует какими-то пыточными щипцами. Боль адская. Ору, хоть от этого ещё больнее. Боцман тоже орёт, на кого, не вижу. Мимо бегают люди, что-то таскают. Батя, бледный до синевы. Живой? Хотел дотянуться, пощупать. Стошнило от одного движения руки. Темнота.
Потом всё время было больно, и вокруг почему-то олени. Меня качало, и от этого кружилась голова. Приходилось цепляться пальцами за оленью шерсть, потому что казалось, что я куда-то качусь и падаю. И так целую бесконечность, пока не появился новый звук. Вертолёт. Лицо Налымова напротив. Красные воспалённые глаза. А батя? Почему я его не вижу? Он умер?
— Лежи ты! — еле слышно в общем гуле проорал мне Налымов.
Наконец зелёные стены, потолок, от света слезятся глаза. Больница, что ли?
Пожилая нянечка подтыкает мне одеяло.
— Батя? — спрашиваю у неё на выдохе.
Вдыхать больно, очень больно, почти невозможно. Хочется набрать полную грудь воздуха, а приходится маленькими глотками, и каждый — как ножом режут. Наверное, я умираю.
— Ох, беда, бредит и бредит, — говорит она кому-то. — Спи, сынок. Поправляйся. Мама к тебе скоро приедет.
Мама? Она же умерла? Батя тоже умер. И я умер. Правда, бред? Мы все умерли, но почему-то живы. Батя, с батей что, неизвестно, хоть бы сказал кто. И я никак не мог перестать о нём думать, пока не догадался повернуть голову. Оказалось, он совсем рядом, на соседней кровати. Спит или без сознания, но живой. Живой! Я его спас!
Глава 18
— Кто тут у нас? — вошёл к нам громкий бас.
— Шведов, Александр Леонидович, пятьдесят восьмого года рождения. Огнестрельное ранение грудной клетки…
— Ну-ка, ну-ка. Это кто же тебе, Александр Леонидович, операцию в полевых условиях провёл?
— Мальчик, — стиснув зубы, прошипел я. Блин, гражданин хирург, а можно не
