Серый, оглядев себя, согласно цокнул языком.
Макс повернулся ко мне:
– Ну а ты, Ромео?
Я поднял голову, рассматривая проплывающие над крышами низкие облака, и после недолгих раздумий произнёс:
– Больше всего мне бы хотелось, чтобы мы со всем этим справились. Не физически, а здесь. – я постучал пальцем в висок, поясняя свою мысль.
– Это понятно… – согласился Макс. – Ну а сегодня? Сейчас?
Я ответил как есть на духу:
– Ксюху хочу проводить до дома, для начала. Если она не против…
Ксюха прищурилась и одарила меня своей лучезарной улыбкой:
– Вообще не против! После всего случившегося не хотелось бы надолго оставаться одной…
– Тогда, может, сходим куда-нибудь вечером вдвоём? Ну там… В парк, не знаю, или в кино…
Она улыбнулась ещё шире так, что на её щеках появились ямки:
– Звучит как приглашение на свидание!
– Считай, что так оно и есть. – без стеснения утвердил я.
Вместо ответа Ксюха придвинулась ко мне и нежно поцеловала в губы.
– Смотри, как насыщенно у человека третий десяток начался! – ткнул локтем Серёгу Макс.
– Ага. – с улыбкой ответил тот.
– Ладно, давайте вставать уже, пока не простыли. – предложила Ксюха. И мы нехотя начали собираться.
– На будущее, ребят, – отряхнувшись, обратился я к друзьям, – организация дней рождений – явно не ваш конёк.
– Да тебе не угодишь, Лёх! – ответил Макс, мотнув намокшей чёлкой.
И мы засмеялись…
Эпилог
Недостающий отрывок из вырванной Фёдоровым страницы библиотечной книги:
"…Солнечный свет губителен для оболочки Мо́лоха. Утеряв её, сущность демона ищет новую. В живого человека оно как есть вселиться не может, и потому – оболочкой Мо́лоха станет человек недавно умерший. Уничтожить Мо́лоха невозможно. Лишь заточить, изнеможив, глубоко под землёй."
Радуясь дождю и новому дню в нашей жизни, мы не заметили, как от горстки пепла отделилось похожее на клубок чёрного дыма облачко. Не видели, как оно просочилось сквозь пористые блоки бетона внутрь старого вестибюля за нашими спинами. Как юркнуло под сомкнутыми створками турникета и поплыло вниз, по наклонному ходу, плавно огибая потухшие плафоны эскалаторов. Как задержалось на мгновение над брошенными в проходе носилками, коснувшись бурых пятен на бинтах, как двинулось к станции, паря над самым полом, через центральный зал и дальше – по туннелю налево, мимо сгоревшего вагона, к решётчатой двери нашей недавней клетки, под которой мирно покоилось тело убитого Фёдорова. Как зависло над ним, примеряясь, и как сквозь ноздри просочилось внутрь.
Как конвульсивно дёрнулась рука старика, как моргнул начавший мутнеть глаз, в то время как другой, перебитый пулей, так и остался неподвижным. Как Молох, облизнув губы от засохшей крови, неуклюже поднялся, привыкая к новому телу, и, пошатываясь, неспешно направился в сторону приоткрытой нами гермодвери, из-за которой уже доносился заунывный вой проносящихся вдалеке утренних поездов…
