– Вот сука! Не повелась! – вскрикнул Макс и чуть не споткнулся.
– Давай, давай! – поторопил его Серый, поддержав за локоть.
Спускающиеся вниз по встречному эскалатору пассажиры неотрывно смотрели на нас, продолжая монотонно повторять, словно роботы:
– ВЫ УМ-РЁ-ТЕ! ВЫ УМ-РЁ-ТЕ! ВЫ УМ-РЁ-ТЕ!…
То ли с непривычки, то ли из-за неудобной сломанной ноги, но подниматься по ступенькам эскалатора девочке было явно тяжелее, чем бежать. Мы успели отыграть ещё несколько секунд, пока она не справилась с этой проблемой.
– Твою мать, она ползёт! – испуганно воскликнул Макс. Я оглянулся. Зрелище и вправду было жуткое. Опустившись на все четыре конечности, девочка быстро, по-паучьи, карабкалась наверх. Её подбородок был весь залит стекающей с открытого рта чёрной жижей. Жижа капала и на ступени, оставляя неровный след. Бо́льшая часть подъёма была ещё впереди, а у нас остался всего один рюкзак. Мой.
Я снял его, молясь, чтобы он сработал.
– Это… по…последний! – захлёбываясь, выкрикнул я, подняв его над головой и показывая Молоху. – Подавись!
И бросил рюкзак на встречный эскалатор. На мгновение девочка замешкалась, решая верить мне или нет, и всё же, запрыгнув на балюстраду эскалатора, устремилась на уезжающую вниз параллельную ленту. Звонко разбился задетый ею цилиндрический плафон.
Силы были совсем на исходе, мы еле тащились на заплетающихся ногах. Девочка схватила со ступени рюкзак и одним движением рук разорвала его пополам.
Монотонно бубнящие одну и ту же фразу пассажиры напротив, вдруг завопили её во все глотки:
– ВЫ УМРЁТЕ! УМРЁЁТЕ!! УМРЁЁЁТЕ!!!!
Я расстегнул куртку и достал из запазухи смятого плюшевого медведя. До конца подъёма оставалось метров двадцать.
Разъярённая тварь бросилась в последнюю погоню. Ещё один плафон разбился за нею, когда она спрыгнула на наш эскалатор. Молох едва ли не летел вперёд, преодолевая цепкими прыжками по несколько ступеней за раз. Лента под нашими ногами начала складываться, и навстречу нам выплыл верхний вестибюль. В лицо подуло свежим вечерним воздухом, а за спиной уже дышал в спину Молох.
– В сторону! – бросил я своим и, размахнувшись, кинул мишку вперёд, так, чтобы чудовище его видело. Медведь пролетел над угловатыми турникетами и упал на мозаичный пол перед стеклянными дверьми с надписями «ВЫХОД». Мы еле успели увернуться вправо, с дороги девочки, увидевшей, наконец, свою игрушку. Позабыв про нас, Молох пронёсся мимо, к медведю. Её всю трясло от предвкушения, когда она схватила мишку с пола и дрожащей рукой поднесла его голову ко рту. Горящие голодным огнём глаза закатились наверх, потресканными губами девочка впилась в грязный нос медведя, словно в бутылку, её грудь начала ритмично вздыматься и отпускаться. Конечности затряслись ещё сильнее, стерва впала в экстаз.
Свет потолочной люстры над нами начал внезапно тускнеть. Начала трескаться и съёживаться краска на стенах. Начал быстро стареть вестибюль.
– Вот сейчас! – выдохнул я. – Скорее!
Мы подбежали к девочке с двух сторон и подхватив её за локти и ноги, потащили к выходу. Увлечённая насыщением, находившаяся будто в коме, девочка оказалась не в состоянии оказать какое-либо сопротивление. Крайние стеклянные двери начали быстро заполняться бетонными блоками, проход сужался на глазах. Если мы не успеем, то окажемся замурованными в этом вестибюле вместе с полным сил древним демоном.
– Поднажали! Ещё! Быстрей! Пожалуйста, быстрей! – орал Макс.
Единственная дверь по центру оставалась ещё стеклянной. И Серёга с силой толкнул её вперёд. Мы вывалились наружу в пасмурное утро своего времени и попадали на ступени без сил, когда бетонная кладка за нами сомкнулась.
Со стороны улицы, из-за забора, доносились приятные слуху звуки обычной будничной городской суеты. Где-то хлопнула парадная дверь, брякнул велосипедный звонок, зашуршала шипами по асфальту всё ещё не поменянная на летнюю резина проезжающей мимо машины. На раскидистых ветвях вяза о чём-то весело щебетали весенние птицы.
Не в силах поднять головы, устало дыша, я полуприкрытым глазом наблюдал как допивает последние капли чьих-то жизненных сил Молох.
Наконец оторвавшись от опустошённого медведя и хрустнув шейными позвонками, девочка повернула голову… И тут же бросилась на лежащего рядом Макса, схватив его за нижнюю челюсть.
– Гори ты в аду… сука… – проскрипел он сквозь стиснутые зубы, когда из-за хмурой тучи выглянуло солнце.
Кожа на лице и руках девочки в момент почернела, запахло палёным. С ужасом, она подняла голову к небу и в неистовой панике поползла назад, ко входу в метро, оставляя за собой широкий след из тлеющей плоти. Оказавшись у заложенной блоками арки, она замахнулась и ударила по ней кулаком. Рука тут же осыпалась в пепел. Её ноги подломились, и девочка упала, обернувшись к нам. Осознав, что прятаться негде, она вдруг замерла и больше не двигалась, но и не сводила с меня ненавидящих глаз, будто пытаясь запомнить моё лицо. Кожа её головы свернулась и, дымясь, полностью стлела, обнажая жёлтый череп. Не в силах больше смотреть на это, я отвернулся…
В небе громыхнуло, и вскоре пошёл дождь, смывая пыль с наших курток и грязь с наших лиц, смывая остатки пепла со ступеней заброшенного метро, смывая усталость и страх, смывая прошедшую ночь.
Я прикрыл глаза и какое-то время просто наслаждался звуками городской суеты за забором. Вот где-то хлопнула дверь парадной, брякнул звонком старенький велосипед, прошуршали по асфальту колёса легковушки, защебетали на ветвях весенние птицы. Я вдыхал полной грудью запахи мокрого асфальта, молодой листвы, свежей выпечки и крепкого кофе из пекарни напротив. И радовался каждому своему вдоху, ведь начинался ещё один день моей жизни, и это казалось чем-то поистине удивительным.
Первой отлепилась от асфальта Ксюха и, оглянувшись на место, где несколько минут назад сгорел Молох, севшим голосом промолвила:
– Я всё ещё словно в бреду… Будто бы мне только что приснился самый жуткий в жизни кошмар, и я до конца не могу проснуться, застряв между ним и реальностью… Это просто чудо какое-то, что мы остались живы, но, блин… Как же хочется этого всего не помнить.
Мы понимающе кивнули.
– А знаете, чего мне сейчас больше всего хочется? – закинув руки за голову, устало заговорил Макс. – Горячей ванны… Доставки еды… Мягкой постели… И тупых сериалов на ближайшие пару дней… И не думать ни о чём.
– И не думать ни о чём… – повторил Серый, приподнявшись на локтях. – Звучит круто… – он почесал затылок, задумавшись.
– А пропущу-ка я, пожалуй, тренировку, и вместо этого возьму вон в той кондитерской большой шоколадный торт и слопаю весь в одну харю…
И, сглотнув слюну, утвердительно кивнул сам себе:
– Да. Так и сделаю!
– Тоже норм, – Одобрил Макс, но тут же усмехнулся:
– Правда, тебя в таком виде не пустят ни в одну кондитерскую.
