Книга Укради меня - Анель Ромазова

Выпускаю глубокий выдох и липкая лента на губах шевелится. Уже сильнее проталкиваю воздух, и одна часть отклеивается. Поднабрав легкими достаточный запас, ору во всю глотку.

— Спааситее!!

Резкий шлепок ладони прекращает звук. В доли секунды Пирог клеит ленту обратно. Сверху крестом накладывает еще один слой.

— Пооги… чет не могу расстегнуть, — язык у Костика заплетается, чавкает невнятно слова. Я едва связываю в предложение. Вадим мнется, пробрасывая взгляды то на дверь, то на меня — Давай живей, я еще минут двадцать и отрублюсь.

— Костян, кривой же в дупель. Отпусти ее.

— Не отпущу…Моя. Кто там первый был….. не ебет, я буду последним.

Буквально отсчитываю секунды, когда же Костика свалит мертвецким сном. Пирогова убедить не сложно. Он же теленок, кто звонит в колокольчик — тот и управляет.

Силюсь улыбнуться и отыскать в комичности стержень. Вместо призываемой беззаботности появляется самопрепарирование. Разлагаюсь под мыслями, что меня здесь быть не должно. Мне это кажется. Это просто нереалистичный бред. И это не я слышу как двое торопятся надругаться, что выходит у них весьма скверно.

— Че там возишься — рявкает Костик.

— Нитку зажевало.

— Откуси.

— Да ну нах

— На колени я сказал!!

Пирог — конченое ничтожество, спускается на колени и пристраивается к ширинке. Не к месту меня сносит черным юмором. Рытников даже изнасиловать по — человечески и без помощи, не способен. Страх улетучивается, только презрение.

Этому недоумку меня не сломать. Переживу. Люди и не после такого приходят в норму. Не умерла же, расставшись с Сашей, и от этого тоже не умру.

Совладав с собой, пробую подергать руками. Дверь клацает, вывернув с мясом хлипкий замок.

Саша глядит на меня — я на Сашу, затем переводит фокус в сторону стоящего на коленях Вадика, с ширинкой Рытникова в зубах.

Что он в этот момент думает, я даже вообразить, не берусь. Каждая эмоция красноречиво выделяется у него на лице. Первостепенно выталкивается гнев. Да что там гнев, ярость. Меня, под впечатлением, разносит стихийным ужасом. От передозировки испытаний за сегодня, остается одно — упасть в обморок. Что я и делаю с облегчением.

Глава 37

Вечер — полный отстой!

Первый раз, с момента расставания, выполз расслабиться к Тохе на день рождения. И вот тебе! Феноменальная встреча. Упорно держался и к горлышку не прикладывался.

Понимал же, залью сто грамм и разберу гомика, как лего — дупло, на отдельные запчасти. В данный момент, тем более нельзя. Новая звезда на погон упала. Капитана дали.

Радостно от этого?

Ни черта, хоть и стремился изо всех сил. Меня в другой, более значимой сфере, разжаловали до патруля. Докатился до слежки. Вечером после работы сразу на пост. Издалека наблюдаю. Как Лика домой возвращается. В магазин бегает и с сестрой прогуливается Уезжаю, как только темнеет. Двадцать восемь дней у меня день сурка, точнее вечер. Остальные часы не запоминаю.

Много всего передумал за это время. Поначалу ждал, что сама придет и объяснит. Потом переосмыслил, пришел к выводу, что ее мать наставлениями сбила с толку.

Раз уступила, значит, не так уж сильно любила. Я ж не дурак поверить в россказни про обмен девственности. Лика не из тех блядей, что торгуют своим телом. Их я немало повидал, есть с чем сравнивать.

До танца, с хваленым упорством, держу нейтралитет. Вмешательство Зайкиной — призыв действовать. Легко мог бы ее послать, вместо этого пользуюсь толстым намеком. Дура набитая, возомнила, что я не соскочу на глазах у толпы. Лично предоставила возможность, подобраться к Лике. Вторым дублем меняемся партнершами с Антоном. Судя по растерянности, для Кисы это полный нежданчик.

То ли еще будет.

Принимаюсь целовать. Обезоруживаю, до того как начнет возмущаться и увожу. Сводит меня с ума. Подзабываю, к чему весь фарс затеял. Увезти бы ее к себе, но гадкое наполнение не позволяет. Пусть на контрасте почувствует разницу между любят и пользуются.

Неистово присасываю кожу на ее ключицах и все что доступно над вырезом… Наяриваю руками под ее майкой подпитывая разгоряченность тела и аккуратных девичьих грудок. Слюной исхожу, как хочу прикусить эти зефирки. Лика всхлипами разжигает мою жадность. Нетерпеливо вжимается бедрами. Освещение в моем чердаке перебойно потрескивает. Минута и полный выкл.

В очередном проблеске ошеломляет открытием. Бесповоротно несет в тупиковую хрень. Не может она так притворяться. Тело не обманешь. Контакты всегда, только обоюдно замыкает. Не пускала бы Лика ответные сигналы, то и меня бы так не взрывало.

Разъедает изнутри накопившимся шлаком. Зачем она так? Смотрит с любовью. Гладит как прирученную псину. А я обтекаю. Один хер. хочу ее. Заталкиваю в глубину скулеж, чтобы не поддаться. Не завыть ядрено выразительно — дать мне нежности.

— Сашечка, мой, — проникновенно взрывается Лика.

На секунду вздрагиваю и думаю, что невысказанное наружу прорвалось. Нарочно достаю ленту презиков. Антон когда у бара расплачивался — выронил. Я подобрал. Вернуть, потом забыл.

Лика реагирует гневным протестом. Злюсь еще больше. Себе больно делает. Меня на куски рвет, ради того чтоб ее маман спокойно жилось. Нет и не будет симпатии к женщине, поменявшей дочь на зачуханный член. Акценты значимости четко определены. Я на втором месте себя некомфортно чувствую. Извергаюсь беспросветной дичью, наговорив того, чего не стоило. Сразу же жалею. Слово — оно как беспордонный воробей. Вылетело и клюет самого безобидного… Под ребрами сводит напряжение, словно кто железный обруч надел.

Оставляю Лику воевать со своими бесами в одиночестве. Унизиться до разборок, гордость не позволяет Резко не хочу, но делаю. Хочу с безразличием, а вот здесь мимо. Это я в ранге самого лучшего, никогда не потащил бы ее трахаться в туалет. Обычный и не на такое способен. Тошно и противно. От себя в большей степени Отдаю честь самоуважению за то, что наказал девушку конченым способом. Герой млять!

Поражаюсь ее двуличию и охуеваю от своей бесхребетности. Абсолютно не представляю, куда деть эти поля сиреневых тюльпанов, что выросли во мне. Душу всю растратил в ней. А что в ответ?

В ответ, твое сердце бьют, словно вазу о твердый кафель.

КУрю на крыльце и руки трясутся, как у алкаша.

Не воевать. Не скандалить. Все догмы внушаемые за месяц нихрена не актуальны. Лика одной фразой развеяла наше волшебство. А меня блять не перестает крыть злоебучим космосом рядом с ней.

Хотел, показным спокойствием, заставить ее лезть на стену. Как сам делал последние четыре недели. Она же гордая, не признается