опасности. Хорнблауэр попытался успокоить себя, — может быть, это лакомый испанский галеон, набитый сокровищами, и, захватив его, он станет богатым на всю жизнь.
— Поздравляю с Валентиновым днем[32], — произнес голос совсем рядом.
Хорнблауэр чуть не подпрыгнул от неожиданности: он совершенно забыл о герцогине.
— Прекратите шуметь, — зашипел он, и герцогиня изумленно смолкла.
Она была закутана в плащ с капюшоном, больше ничего в тумане видно не было.
— Позвольте спросить… — начала она.
— Молчать! — прошептал Хорнблауэр.
В тумане послышался резкий голос, другие голоса повторили приказ, раздались свистки, шум и топот.
— Испанцы, сэр, да? — прошептал Хантер.
— Испанцы, испанцы. Меняют вахту. Слушайте!
До них донеслись два сдвоенных удара колокола. Четыре склянки утренней вахты. Неожиданно со всех сторон зазвучали колокола, словно вторя первому.
— Господи, да мы посреди флота, — прошептал Хантер.
— Большие корабли, сэр, — сказал Виньят. Он присоединился к ним по команде «Свистать всех наверх!». — Когда меняли вахту, я насчитал не меньше шести различных дудок.
— Значит, доны все-таки вышли из Кадиса, — сказал Хантер.
«А я указал курс прямо на них», — горько думал Хорнблауэр. Сумасшедшее, душераздирающее совпадение. Но он запретил себе об этом говорить. Он даже подавил истерический смешок, возникший при воспоминании о тосте сэра Хью. Сказал же он следующее:
— Они прибавляют парусов. Даго на ночь всё убирают и дрыхнут, как какие-нибудь жирные торговцы. Только с восходом они ставят брамсели.
В тумане со всех сторон доносился скрип шкивов в блоках, топот ног у фалов, удары брошенных на палубу концов, многоголосый гомон.
— Ну и шумят же, черти, — сказал Хантер.
Он стоял, пытаясь проникнуть взглядом за стену тумана. Во всей его позе чувствовалось напряжение.
— Дай бог, чтоб они шли другим курсом, — рассудительно заметил Виньят. — Тогда мы их скоро минуем.
— Вряд ли, — сказал Хорнблауэр.
«Ле рев» шел почти прямо по ветру; если бы испанцы шли в бейдевинд или в галфвинд, то звуки, доносившиеся с ближайшего судна, постепенно стихали бы или, напротив, становились громче. Скорее всего, «Ле рев» догнал испанский флот с его убранными на ночь парусами и теперь был в самой его гуще. Вопрос, что в таком случае делать: убавить парусов и лечь в дрейф, чтобы пропустить испанцев мимо, или, наоборот, прибавить и попытаться их обогнать. Но с каждой минутой становилось все яснее: шлюп идет практически одним курсом с флотом, иначе он неизбежно сблизился бы с каким-нибудь судном. Пока туман не рассеялся, такая позиция надежнее всего.
Однако с наступлением утра туман неизбежно рассеется.
— Может, нам изменить курс, сэр? — спросил Виньят.
— Погодите, — сказал Хорнблауэр.
В свете разгорающейся зари мимо проносились клочья более густого тумана — верный признак, что долго он не продержится. Тут они вышли из полосы тумана на чистую воду.
— Вот он! — сказал Хантер.
Офицеры и матросы забегали в панике.
— Стоять, черт возьми! — сорвался Хорнблауэр.
Меньше чем в кабельтове с правого борта почти параллельным курсом шел трехпалубный корабль. Впереди и по правому борту угадывались силуэты трех боевых кораблей. Ничто не спасет шлюп, если он привлечет к себе внимание; единственный шанс — идти как ни в чем не бывало. Остается надежда, что в беспечном испанском флоте вахтенные офицеры не знают, что у них нет такого шлюпа, как «Ле рев», или даже чудом, что такой шлюп у них есть. В конце концов, «Ле рев» построен во Франции и оснащен по-французски. Борт о борт «Ле рев» и военные корабли шли по неспокойному морю. С такого расстояния любая из пятидесяти больших пушек могла бы расстрелять их в упор; одного попадания хватило бы, чтобы потопить шлюп. Хантер вполголоса ругался грязными словами, но дисциплина была безупречная — направленная с испанской палубы подзорная труба не обнаружила бы на борту шлюпа ничего подозрительного. Мимо них вновь проплыли клочья тумана, и они вошли в новую полосу.
— Слава Богу! — выдохнул Хантер, не заметив контраста между набожностью фразы и недавними богохульствами.
— Поворот через фордевинд! — скомандовал Хорнблауэр. — Положите его на правый галс.
Матросам не надо было напоминать, чтобы они работали тихо: все и так прекрасно сознавали опасность. «Ле рев» плавно развернулся, шкоты были выбраны и свернуты без единого звука; теперь шлюп шел круто к ветру и волны набегали на его правую скулу.
— Сейчас мы пересечем их курс, — сказал Хорнблауэр.
— Дай бог нам пройти у них под кормой, а не под носом, — заметил Виньят.
Герцогиня по-прежнему стояла на корме, закутанная в плащ с капюшоном. Она старалась никому не попадаться под ноги.
— Быть может, вашему сиятельству лучше спуститься в каюту? — Хорнблауэр с трудом заставил себя обращаться официально.
— О нет, пожалуйста, — сказала герцогиня. — Я этого не вынесу.
Хорнблауэр пожал плечами и тут же забыл о герцогине, охваченный новой тревогой. Он ринулся вниз и вернулся с двумя большими запечатанными пакетами депеш. Вынув из ограждения кофель-нагель, он принялся куском веревки тщательно приматывать его к пакетам.
— Пожалуйста, — сказала герцогиня, — пожалуйста, мистер Хорнблауэр, скажите, что вы делаете?
— Хочу убедиться, что они утонут, если судно будет захвачено и я выброшу их за борт, — мрачно ответил Хорнблауэр.
— Но тогда они пропадут?
— Это лучше, чем если их прочтут испанцы.
Хорнблауэр с трудом сохранял спокойствие.
— Я могу позаботиться о них, — сказала герцогиня. — Конечно могу.
Хорнблауэр пристально посмотрел на нее.
— Нет, — сказал он. — Испанцы могут обыскать ваш багаж. Скорее всего, так они и поступят.
— Багаж! — воскликнула герцогиня. — Как будто я собираюсь убирать их в багаж! Я спрячу их на себе — меня-то обыскивать не будут. У меня под юбкой их точно никто не найдет.
Неприкрытый реализм этих слов слегка ошеломил Хорнблауэра и одновременно заставил его почувствовать, что в предложении герцогини что-то есть.
— Если нас захватят, — продолжала герцогиня, — не дай бог, конечно, но если нас захватят, меня в плен не возьмут. Меня отправят в Лиссабон и при первой же возможности посадят на английское судно. Тогда я немедленно передам депеши. Поздно, конечно, но лучше поздно, чем никогда.
— Верно, — задумчиво произнес Хорнблауэр.
— Я буду беречь их пуще жизни, — сказала герцогиня. — Клянусь, что не расстанусь с ними. Я никому не скажу, что они у меня, пока не передам их королевскому офицеру.
Она посмотрела на Хорнблауэра. Ее взгляд светился честностью.
— Туман рассеивается, сэр, — заметил Виньят.
— Быстро! — сказала герцогиня.
Медлить было нельзя. Хорнблауэр высвободил пакеты из намотанной на них веревки, вручил их герцогине и вставил кофель-нагель на место.
— Ох уж эта чертова французская мода, — сказала герцогиня. — Я правду сказала, что спрячу их под юбками. За пазухой у меня места нет.
Действительно, верхняя
