Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
рецептор в мозге, который отвечает за взаимодействие с этими наркотическими веществами. А потом они и другие исследователи нашли еще один. И еще один. Чем больше они искали, тем больше было опиоидных рецепторов – на сегодняшний день обнаружено три основных типа, плюс еще некоторые вариации (дискуссии о том, сколько их всего – три или девять, – все еще ведутся). В связи с этим возникает вопрос: почему в нашем мозгу развилось так много рецепторов для молекул, которые поступают из растений мака? Как сказала Перт: «Можно предположить, что Бог поместил опиатные рецепторы в наш мозг не для того, чтобы в конечном итоге мы узнали, как получать кайф от опиума».
Выяснилось, что действительно не для этого. В 1975 году двое шотландских исследователей выяснили, что мозг сам вырабатывает естественное химическое вещество, под которое и были созданы эти рецепторы. Оно называлось энкефалин, и это было лишь первое из растущего семейства родственных молекул, производимых в нашем собственном организме, которые мы теперь называем эндорфинами (от эндогенного морфина). Их можно считать опиатами нашего организма. Они играют жизненно важную роль, помогая нам контролировать боль, успокаиваться и чувствовать себя счастливыми.
Эндорфины выступают лакомством, которое дает нам наше тело, когда мы делаем для него что-то приятное: молекулы, которые заставляют нас чувствовать себя хорошо, когда мы лежим на массаже, занимаемся сексом или испытываем удовольствие от бега.
Они даже выделяются, когда мы смеемся. Мы производим множество эндорфинов – различные стимулы заставляют их вырабатываться в разных количествах в разное время, и они по-разному вступают в реакцию с различными рецепторами. В результате мы получаем разнообразные эффекты, которые позволяют нашему организму испытывать изысканный набор естественных удовольствий.
Алкалоиды мака и опиаты, которые мы получили из них, а также синтетические наркотики – все они воздействуют на те же самые рецепторы. Неудивительно, что эти вещества такие завораживающие.
Первые исследования Снайдера и Перт переросли в целые области исследований. Теперь у нас есть гораздо более совершенные инструменты для изучения рецепторов наших клеток и способов их стимуляции или блокировки. Бо́льшая часть современного производства лекарств построена на этих исследованиях. Существующие препараты часто используются для поиска рецепторов; эти рецепторы, когда их удается обнаружить, можно изучить, чтобы выяснить, что их включает и выключает; в результате появляются новые препараты и улучшается понимание того, как работает организм. Это своего рода добродетельный цикл: новые лекарства способствуют лучшему пониманию организма, а затем это новое понимание способствует созданию лекарств на порядок лучше. Это дорогая, кропотливая и очень важная работа. И она привела к созданию сотен новых медикаментов.
Обнаружение опиоидных рецепторов и молекул, с которыми они взаимодействуют, также открыло еще один путь к борьбе с болью. Как 70 лет назад химики-органики мечтали, что некоторые манипуляции со структурой морфия смогут привести к созданию заменителя, не вызывающего привыкания, так и сегодня молекулярные биологи мечтают о другом новом пути, который ведет через недавно открытые опиатные рецепторы. Рецепторы включаются молекулами, называемыми «агонистами» – к их числу принадлежат морфий, героин, оксикодон и фентанил. Но рецепторы также могут быть выключены «антагонистами» – молекулами, присоединяющимися к ним и блокирующими их, не вызывая реакции. Когда антагонист блокирует рецептор, тот не может быть включен ничем другим. Исследователи нашли способ сделать это с опиоидными рецепторами, разработав такие антагонисты, как налоксон (продается под названием Наркан). Налоксон присоединяется к опиоидным рецепторам, но не включает их. На одном сайте прием Наркана сравнивается с наклеиванием куска изоленты на сканер отпечатков пальцев на телефоне; вы можете прикладывать палец к сканеру сколько угодно, но изолента не дает телефону получить информацию.
Наркан настолько прочно прикрепляется к опиоидным рецепторам, что может действовать как мускул, вытесняя настоящие наркотики, занимая их место, плотно приклеиваясь и не позволяя больше включать рецепторы. Вот почему доза Наркана может спасти жизнь наркозависимого. Опиоид все еще находится в кровотоке в избытке, ищет рецептор, на который можно сесть, но не может его найти. Возникающая в результате катастрофа может быть ужасной для наркоманов, но почти чудесной для тех, кто пытается спасти их жизни. Наркан может не только стереть всю эйфорию от опиоида, повергая наркоманов в форму мгновенной абстиненции, но и остановить передозировку, вернув жертву с порога смерти.
Исследователи продолжали придумывать все новые и новые препараты, способные модулировать опиатные рецепторы; новые агонисты и антагонисты; частичные агонисты и агонисты-антагонисты (обладающие некоторыми свойствами обоих); молекулы, специфичные для одних рецепторов и неспецифичные для других; молекулы, действующие по-разному в разных дозах; молекулы, действующие быстрее или медленнее; молекулы, которые быстро вымываются из организма, и молекулы, которые действуют долгое время – в общем, множество новых лекарств, способных избирательно включать и выключать рецепторы без использования опиатов.
В 1970-х и 1980-х годах снова появилась надежда, что быстро развивающаяся наука сможет решить всю проблему героиновой и опиоидной зависимости.
Но нет.
Уважаемый эксперт произносит речь на медицинском собрании, сообщая, что Америка является мировым центром растущего наркотического кризиса. Америка потребляет в 15 раз больше опиатов, чем Австрия, Германия и Италия, вместе взятые; только 20 % этих наркотиков принимаются по законным медицинским причинам. Есть данные о том, что почти четверть медицинских работников сами имеют некое личное пристрастие к опиатам.
Это данные из газетной статьи, опубликованной в 1913 году. С тех пор прошло более века научных исследований, социальных программ и правительственных заявлений. И проблема только усугубилась.
Сегодня Соединенные Штаты, на долю которых приходится менее 5 % мирового населения, потребляют 80 % всех опиоидов в мире. С 1992 по 2015 год количество рецептов на опиоидные препараты – как синтетические, так и несинтетические – увеличилось более чем в два раза; количество смертей от передозировок в стране за тот же период выросло почти в пять раз. Сегодня больше американцев погибают от передозировки опиоидов, чем от автомобильных аварий и убийств с применением огнестрельного оружия, вместе взятых.
Как это произошло? Наука играет в этом определенную роль. Компании по производству лекарств продолжают искать волшебную комбинацию обезболивающих средств, не вызывающих привыкания, и им все время не удается это сделать. По мере поисков они находили другие, более мощные, более целенаправленные опиоиды, поэтому общее количество доступных опиоидов и связанных с ними препаратов продолжает расти год от года: специализированные препараты, действующие быстро или медленно, таблетки с временным высвобождением и таблетки с покрытием, предотвращающим злоупотребление, таблетки, предназначенные для всех уровней боли. За ними следуют все препараты, которые не являются опиоидами, но предназначены для лечения опиоидной зависимости (например, метадон и бупренорфин);
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
