палатки.
— А где он будет жить? Покажите мне, где он будет жить! — взволнованным голосом спрашивала она.
— Вот здесь. Во второй палатке, — сказал Виталий и приподнял брезентовый клапан. — Две койки свободны. Пусть выбирает любую.
Это была единственная палатка, где были свободные места, потому что стояла она в ложбине и после дождя у ее входа образовывалась лужа. Сырость держалась день, а то и два. Тут на двух койках жили самые закаленные парни отряда — Вадик Шишкин и Витя Борс. Они никогда не простужались и в самые холодные дни бегали босиком.
Когда мама выбежала из палатки, глаза ее были полны ужаса.
— Как это можно? Как можно? — удивлялась она. — Ведь там хуже, чем в погребе! Это всё равно, что в лесу под деревом жить. Что ж это?
— У нас других мест нет, — сказал Виталий. — Всюду занято. Да и другие палатки отсырели: ночью небольшой дождик прошел…
— Мой Митя больной ребенок. У него подозрение на ревматизм, — заломила руки мама.
— У нас в лагере отдыхают только здоровые дети, — спокойно сказала старшая вожатая. — Для больных есть санатории.
— Но куда же я его сейчас устрою? Я ведь сегодня в четыре часа уезжаю. Была только одна путевка в ваш лагерь. Не может же Митенька один оставаться дома!
Но тут Митя решительно заявил:
— Никакой я не больной… Это все ты выдумываешь.
В разговор вмешался Коля Пухов, самый маленький в третьем отряде. Он тронул женщину за руку и сказал:
— Тетя, тетя, послушайте! У меня раньше тоже всякие подозрения были, а как в прошлом году из лагеря вернулся, сразу пропали.
— Помолчи, когда старшие говорят! — прикрикнул на него Виталий.
Но Митина мама заинтересовалась сообщением Коли Пухова.
— Пропали, говоришь? — спросила она.
— Совсем пропали, — сказал Коля. — Можете даже посмотреть. — И он для убедительности два раза повернулся перед ней.
Митина мама пожала плечами, еще раз посмотрела на Колю и сказала:
— Но ведь у Митеньки и с желудком не в порядке. И гланды у него… И плоскостопие… Да, да! Ему нельзя босиком бегать…
— А что ему можно? — спросил Вадик Шишкин.
— Да вот на первый случай у него в чемодане сухарики сдобные есть. А потом его на диету посадят… Я уже с врачом говорила…
Вдруг Зоя Дубова, она отчаянная девчонка, спросила:
— Да что он у вас, Митрофанушка, что ли? С подушкой в лагерь приехал!
— Митрофан с подушкой! Митрофан с подушкой! — подхватили ребята.
Митя побледнел, подошел к матери и тихо, но твердо сказал:
— Иди, пожалуйста! Ты на поезд опоздаешь!.. И подушку забирай! — Он вытащил из-под ремней подушку и отдал ее матери. Потом занес чемодан во вторую палатку, выглянул оттуда и объявил:
— Здесь буду жить!
Мать всплеснула руками, посмотрела на часы, вытерла платком глаза и торопливо сказала:
— Митенька, родненький, береги себя! Я скоро тебя отсюда заберу… Я только в деревню к бабушке и обратно…
Последние слова она уже бросала на ходу. Она опаздывала на вокзал. Митя посмотрел ей вслед, потом перевел взгляд на отряд, что молча стоял возле палатки, и вдруг, широко улыбнувшись, произнес:
— Гы… Митрофан с подушкой!
В его голосе не было ни капельки обиды. Наоборот, ребята почувствовали даже какое-то одобрение.
И через секунду вместе с Митей смеялся весь отряд.
А на другой день одно происшествие подняло в глазах ребят Митин авторитет так, что даже Вадик Шишкин и Витя Борс стали его лучшими друзьями.
А случилось вот что. Когда отряд шел на прогулку в лес, ребятам невдалеке от лагеря повстречалась телега, груженная матрацами. Телега угодила колесом в расщепленный пень и не могла сдвинуться с места. Пока возчик понукал лошадь, Митя подошел сзади к телеге, подставил плечо и, упершись руками в колени, приподнялся. Колесо запищало и вышло из расщелины. У всего отряда вырвался громкий вздох облегчения: «У-ух, ты!» — как будто ребята сами приподнимали телегу.
Подошел физкультурник Захар Осипович, посмотрел на Митю, пощупал его руки и сказал:
— Хорошие у тебя, парень, пружины. Вот только малость жирком обросли… Надо больше спортом заниматься.
— Ага, надо, — смущенно ответил Митя.
И желудок у Мити оказался на редкость здоровым. Он первым поедал в столовой положенные порции и просил добавки. С лагерным режимом Митя свыкся быстро, словно он и в прошлом и в позапрошлом году здесь бывал. Он загорел, стал подвижным, подтянутым. Лишний жирок он быстро раструсил на лагерном стадионе. Вот только босиком по шишкам ходить не научился! Ну, да это и старожилы не все умели… В общем стал Митя в лагере своим человеком и на восьмой день пребывания за ловкость и отличную сметку был назначен начальником штаба дальнего похода и большой игры, которая называлась «Международный пионерский слет».
В дальний поход четыре старших отряда вышли рано на заре. Поход был задуман с ночевкой, поэтому на ребятах были скатки из одеял. Отряды шли под барабанный бой, пели походные песни: «По долинам и по взгорьям», «Комсомольцы», «Учил Суворов».
Митя шел в голове колонны. На боку у него висел планшет, в котором лежала карта похода и план игры. За колонной ехала телега с продуктами и палатками.
Первый привал сделали у реки. Выкупались, позавтракали. Ели с таким аппетитом, что даже часть ужина прихватили. Решили ужин печеной картошкой добавлять: ее два мешка на телеге было.
В полдень пришли в Заречный бор и сделали второй привал. Девочки второго отряда на кострах сварили обед. Последний переход начали делать, когда солнце в ельник упало и оттуда уже с трудом сквозь стволы и сучья пробивалось навстречу идущим. До места игры и ночевки оставалось километра четыре. Вдруг позади раздался рокот мотора, и отряд, грузно переваливаясь на неровной лесной дороге, догнала полуторка. Полуторка остановилась, и из кабины выкатилась Митина мама.
— Остановитесь! Остановитесь! — закричала она и побежала за колонной.
— Приставить ногу! — скомандовал Виталий.
— Митина мама, Митина мама! — прокатилось по рядам.
На ней было цветастое праздничное платье и туфли на высоких каблуках. Спотыкаясь, она приближалась и, перебирая глазами в строю ребят, взволнованно спрашивала:
— Где мой Митя? Где мой Митя?
— Я здесь! Не волнуйся! — раздался спокойный бас, и красный от смущения Митя вышел из строя.
Мама бросилась обнимать и целовать
