этих институтов, замаскированных, правда, под экономические одеяния, и, видимо, уже не как юридическая привилегия, а только как экономическое право, — собственность на крупные земельные владения, первая причина и последний оплот политических средств. Его маскировка сохранила его от судьбы всех остальных феодальных творений. И все же этот последний остаток права на войну, несомненно, является последним уникальным препятствием на пути человечества; и несомненно, развитие экономики находится на пути к его уничтожению.
Для обоснования этих замечаний я должен отослать читателя к другим книгам, в которых я привел подробное свидетельство вышеизложенного, потому что не могу в отведенном здесь объеме повторить его полностью240. Я могу только переформулировать основные положения, изложенные в этих книгах.
Нет никакого принципиального различия между распределением совокупных продуктов экономических средств между отдельными классами конституционного государства, так называемым «капиталистическим распределением», и таким распределением, которое происходит в феодальном государстве.
Все наиболее важные экономические школы в поисках причины этого сходятся на том, что предложение «свободных» рабочих (т.е., по мнению Карла Маркса, политически свободных и экономически не имеющих капитала) постоянно превышает спрос на них, и, соответственно, постоянно существует «социальная зависимость от капитала». Отсюда «за каждым хозяином следуют два работника в поисках работы, и поэтому они понижают друг другу заработную плату»; и следовательно, вся «прибавочная стоимость» остается у класса капиталистов, а рабочий никогда не получит возможности сформировать для себя капитал, чтобы стать работодателем.
Но откуда прибывает этот избыток свободных рабочих?
Объяснение «буржуазной» теории, согласно которой такое избыточное предложение вызвано перепроизводством детей пролетарскими родителями, основано на логической ошибке и противоречит всем известным фактам241.
Объяснение пролетарской теории, согласно которой сам процесс капиталистического производства производит «свободных рабочих» путем создания все новых механизмов, исключающих труд, также основано на логической ошибке и аналогично противоречит всем известным фактам242.
Свидетельства всех фактов указывают скорее на то, и данный вывод может быть сделан, без опасности противоречий, что избыточное предложение таких «свободных рабочих» происходит от права владения земельной собственностью в крупных размерах; поэтому вынужденная эмиграция в города и за пределы отнятых земельных владений является единственно истинной причиной капиталистического распределения243.
Несомненно, в экономическом развитии нарастает тенденция к разрушению обширных земельных владений. Без надежды на спасение система привела их к обескровливанию, вызванному освобождением бывших крепостных, необходимым следствием развития городов. Как только крестьяне получили право передвигаться без паспорта от своего помещика (германский Freizuegigkeit), у них появилась возможность бежать из тех стран, в которых их прежде угнетали. Возможность эмиграции создала «конкуренцию из-за рубежа», вместе с падением на континенте цен на сельскохозяйственную продукцию, и сделала необходимым постоянное повышение заработной платы. Благодаря этим двум факторам земельная рента уменьшается с обеих сторон и должна постепенно опускаться до нулевой точки, поскольку здесь также не может быть обнаружено никакого противодействия, посредством которого процесс может быть отклонен244.
Таким образом, система обширных территориальных владений разрушается. Однако когда она совсем исчезнет, то не будет никакого переизбытка «свободных рабочих». Напротив, «два хозяина стремятся выиграть за одного рабочего и должны поднять цену на него». Для класса капиталистов не станет «прибавочной стоимости», так как теперь сам рабочий сможет формировать свой капитал и сам становиться работодателем. Таким образом, последние остатки политических средств будут уничтожены, и теперь только экономические средства будут иметь влияние. Содержанием такого общества будет «чистая экономика»245 эквивалентного товарообмена246, обмена товаров на товары или труда на товары, а политическая форма такого общества станет «свободным гражданством свободных людей».
Более того, этот теоретический вывод подтверждается историческим опытом. Везде, где существовало общество, в котором не было огромных землевладений для извлечения все большей ренты, там существовала «чистая экономика»247, и общество приближало форму государства к форме «свободного гражданства».
Такое сообщество, к примеру, существовало в Германии в течение четырех веков248, примерно с 1000 года новой эры, когда примитивная система огромных землевладений превратилась в социально безвредное владение на обширных территориях, примерно до 1400 года, когда вновь возникшие огромные владения, созданные уже политическими средствами — грабительскими войнами в странах, бывших славянскими, перекрыли с запада проход переселенцам и не позволили покинуть земли к востоку от Эльбы249. Таким же сообществом был мормонский штат Юта, который не претерпел значительных изменений в этом отношении, где мудрое земельное законодательство допускало лишь небольшие и умеренные фермерские хозяйства250. Такое сообщество существовало в городе и округе Вайнленд, штат Айова, США251, в тот период, когда каждый поселенец мог взять себе землю без увеличения арендной платы. Такое сообщество, помимо всего прочего, это Новая Зеландия, чье правительство всеми своими силами благоприятствует владению мелкими и средними земельными поместьями, одновременно ограничивает и раздробляет все имеющиеся в его распоряжении большие землевладения, которые, между прочим, из-за отсутствия излишков рабочей силы практически не способны производить никакой ренты252.
Во всех этих случаях наблюдается удивительно равномерное благосостояние, пожалуй, не механически равное; но нет никакого богатства. Потому что благополучие — это контроль над предметами потребления, а богатство — превосходство над человечеством. Ни в одном из случаев «капитал» не является средством производства, «производящим какие угодно прибавочные стоимости»; здесь нет «свободных рабочих» и капитализма, а политическая форма в таких сообществах очень близка к «свободному гражданству» и имеет тенденцию приближаться к нему все больше и больше, поскольку давление окружающих их государств, организованных и основанных на законах войны, допускает их развитие. «Государство» разлагается, или же в новых странах, таких как Юта или Новая Зеландия, оно возвращается к рудиментарной стадии своего развития; в то время как свободное волеизъявление и самоопределение свободных людей, едва ли знакомых с классовой борьбой, имеют постоянное стремление к возрастанию. Поэтому в Германской империи тогда происходило параллельное развитие между политическим подъемом союзов имперских свободных городов, упадком феодальных государств и эмансипацией ремесел, охватившей в то время весь городской «плебс», и упадком контроля патрициев над городским управлением. Такое благотворное развитие было остановлено возведением на восточной границе бывшей Германской империи новых примитивных феодальных государств, и в результате экономический расцвет немецкой культуры был разрушен.
Каждый, кто верит в сознательную цель истории, может сказать, что человеческая раса снова должна была пройти через другую школу страданий, прежде чем она смогла быть искуплена. Средневековье смогло открыть систему свободного труда, но не развило ее силы до полной мощности и эффективности. Новому капиталистическому рабству было суждено раскрыть и развить несравненно более эффективную систему кооперативного труда и разделения труда в мастерских, чтобы увенчать человека
