и его течение также окутано туманом будущего. Осмелимся ли мы выдвигать гипотезы относительно его будущего курса, пока он: «Вот несет он своих братьев, своих детей — свое богатство»? («Песня о Магомете», И.В. Гёте.) Возможно ли установить научно обоснованный прогноз относительно будущего развития государства?
Я верю в такую возможность. Тенденция237 в развитии государства безошибочно приводит его к единственно возможному исходу: если рассматривать его в сущности, государство со временем полностью перестанет быть «развитым политическим средством» и станет «свободным гражданством свободных людей».
Другими словами, его внешняя оболочка останется, в сущности, той формой, которая прежде была разработана в конституционном государстве, при котором администрация будет осуществляться должностными лицами. Но содержание известных до сих пор государств изменит свой жизненно важный элемент в результате исчезновения экономической эксплуатации одного класса другим. И поскольку, таким образом, государство останется без классов и классовых интересов, то бюрократия будущего действительно сможет достичь того идеала беспристрастного блюстителя всеобщих интересов, к которому в настоящее время она с таким трудом упорно стремится. «Государством» будущего будет «общество», регулируемое самоуправлением.
Библиотеки полны книг, написанных о разграничении понятия «государство» и понятия «общество». Проблема, однако, с нашей точки зрения, имеет достаточно простое решение. «Государство» — это полностью развитые политические средства, «общество» — это полностью развитые экономические средства. До этих пор государство и общество были неразрывно связаны: в «свободном гражданстве свободных людей» не будет никакого «государства», а будет только «свободное общество».
Этот прогноз будущего развития государства включает в себя все те известные формулы, посредством которых великие исторические философы пытались определить некую «итоговую ценность» всеобщей истории. Он содержит в себе «прогресс от воинственной деятельности к мирному труду» Сен-Симона, а также «развитие от рабства к свободе» Гегеля; «эволюцию человечества» Гердера, а также «проникновение разума через природу» Шлейермахера.
Наше время утратило радостный оптимизм представителей классицизма и гуманизма; духом последних дней правит социологический пессимизм. Приведенный тут прогноз пока не может претендовать на то, чтобы иметь много сторонников. Не только люди, обогащающиеся за счет господства, благодаря своей одержимости своим классовым превосходством считают это невозможной концепцией; люди, которые принадлежат к подчиненному классу, также рассматривают его с крайним скептицизмом. Это правда, что и пролетарская теория в принципе предсказывает подобный результат. Однако приверженцы данной теории считают, что его невозможно достичь эволюционным путем, а только при помощи революции. Таким образом, его мыслят как картину «общества», резко отличающуюся во всех отношениях от того, которое уже возникло в ходе исторического развития; иными словами, как систему экономики без конкуренции и рынка, т.е. «коллективизм».
Анархическая теория соединяет форму и содержание «правительства» как нераздельные, как две стороны монеты: не бывает «государства» — без господства и эксплуатации! Таким образом, она стремится разрушить как форму, так и содержание государства и тем самым привести его к «состоянию анархии», даже в том случае, если бы при этом пришлось бы пожертвовать всеми экономическими преимуществами от разделения труда238.
Даже такой великий мыслитель, как покойный Людвиг Гумплович, который впервые заложил фундамент, на котором была разработана современная теория государства, является социологическим пессимистом; по тем же самым причинам, что анархисты, с которыми он так яростно боролся. Он также считал навсегда нераздельными форму и содержание государства, правительство и существующую классовую эксплуатацию; но поскольку он, и я думаю правильно, не считал возможным, что многие люди смогут жить вместе без некоторой принудительной силы, наделенной какому-либо правительству, то он объявляет классовое государство «имманентной», а не только исторической категорией.
Только небольшая часть социал-либералов или либеральных социалистов верит в эволюцию общества без классового господства и классовой эксплуатации, которое гарантирует индивиду помимо политической еще и экономическую свободу действий, разумеется, в пределах ограничений экономических средств. Это было кредо старого социал-либерализма еще доманчестерских дней, провозглашенное Кенэ, и особенно Адамом Смитом, и вновь поднятое в наше время Генри Джорджем и Теодором Герцким.
Этот прогноз может быть обоснован двумя путями: первым — через историю и философию, вторым — через политическую экономию, как тенденцию развития государства, так и тенденцию эволюции экономики, причем обе эти тенденции явно тяготеют к одной общей точке.
Тенденция развития государства ранее проявляла себя в прошлом как устойчивая и победоносная борьба экономических средств над политическими средствами. Мы видели, что вначале право на экономические средства, право на равенство и мир были ограничены лишь крошечным кругом Орды, связанной между собой кровными узами, данными предчеловеческими условиями общества239; в то время как вне границ этого острова мира бушевал тайфун политических средств.
Но мы видели также все более расширяющиеся круги, из которых «законы мира» выдавливают своих противников, и всюду мы видели их продвижение, связанное с продвижением экономических средств, обмена групп на эквиваленты между собой. Первым обменом мог быть обмен огнем, затем обмен женщинами и, наконец, обмен товарами — область мира, постоянно расширяющая свои границы. Он («закон мира») защищал рыночные площади, затем улицы, ведущие к ним, и наконец, он защищал торговцев, передвигающихся по этим улицам.
В ходе этого объяснения было показано, как «государство» поглощало и развивало эти организации, стремящиеся к миру, и как они впоследствии всегда вытесняли то право, которое опирается только на силу. Купеческое право становится так городским правом; промышленный город, как развитые экономические средства, подрывает феодальное государство, как развитые политические средства; и наконец, гражданское население в открытой борьбе уничтожает политические останки феодального государства и вновь завоевывает для всего населения государства свободу и право на равенство; городское право становится так публичным правом и, наконец, международным правом.
Более того, ни на одном горизонте не видно никакой силы, способной сейчас столь же эффективно противостоять до сих пор такой эффективной тенденции. Напротив, влияние прошлого, которое временно задерживало процесс развития, очевидно, становится со временем все слабее. Международные отношения и международная торговля приобрели среди народов преобладающее значение по сравнению с уменьшающимися военными и политическими отношениями; и во внутригосударственной сфере, в силу того же самого процесса экономического развития, движимый капитал, порожденный правом мира, во все более возрастающей степени преобладает над правами земельной собственности, порожденными правом войны. В то же время суеверие все больше теряет свое значение и влияние. И поэтому справедливо сделать вывод, что отмеченная таким образом тенденция станет развиваться до своего логического конца, постепенно исключая все политические средства и все их последствия из жизни, пока не будет достигнута полная победа экономических средств.
Но тут можно возразить, что в современном Конституционном государстве все наиболее заметные остатки античного закона войны уже были убраны. Напротив, тут сохранился значительный остаток
