Естественно, с хорошим гонораром. Хотя я знаю, что вы и здесь, в России, пользуетесь спросом — вас приглашают на разные ток-шок на телевидении, на радио.
— Да, приглашают, но, честно признаюсь, толку от этого мало, — тяжело вздохнул политолог.
— А в чём дело? — насторожился гость.
— Народ всё меньше верит в нашу пропаганду, добрым словом поминает Сталина и даже Брежнева.
— Да, испортился народец, вконец распустился, — согласно кивнул головой профессор. — Однако, может, в этом есть и ваша вина, Корнелий Сергеевич? Может, сбавили обороты, где-то недорабатываете?
— Да я тружусь, как проклятый — пишу по несколько статей в разные издания, — взвился политолог. — Вчера, например, на «Ухо Москвы» отослал сразу три свои работы. Так они только одну опубликовали. Разве с таким подходом можно что-то изменить?
— Действительно, как же изменились времена, — скорбно покачал головой гость. — Помните, двадцать лет назад как всё было прекрасно — спрос на антисоветчину опережал предложение. Вашего брата антисоветчика буквально на руках носили. Перед вами были открыты все двери. Казалось, ещё чуть-чуть и советское прошлое навсегда канет в небытие, как кошмарное наваждение. А что получилось?
— Безобразие получилось! — не скрывая своего возмущения, воскликнул политолог. — Люди просто с ума посходили от ностальгии по советскому прошлому. Даже в магазин зайти невозможно — там столько советских брендов. А по телевизору постоянно крутят советские фильмы, звучат советские песни. Единственная надежда на наших западных товарищей.
— Короче, вы хотели бы сделать маленькое турне по миру? — догадался, куда клонит политолог его собеседник.
— Если есть такая возможность, уважаемый профессор, — согласно кивнул головой Пупко. — Сами видите, всё вокруг дорожает, а жить надо. Тут ещё этот коронавирус, треклятый.
— А что, у вас какие-то нелады со здоровьем? — не скрывая своего беспокойства, спросил профессор.
— Что-то покашливаю — боюсь, не подцепил ли я эту болезнь вчера в магазине?
— Не беспокойтесь, вы проживёте долго — я об этом позабочусь, — успокоил собеседника его гость. — Только вы уж не скисайте, пожалуйста, вы и вам подобные нам очень нужны, просто необходимы. Особенно после этой эпидемии. Народ после неё выйдет из домов озлобленный, чего доброго опять начнёт поминать добрым словом советское прошлое, когда ничего подобного и близко не было. Так что на вашу долю работы ещё хватит, а за своё здоровье не беспокойтесь. Вон разрушитель СССР, благодаря моему участию, живёт уже почти 90 лет. Генри Киссенджеру уже 97, Рональд Рейган прожил 93 года, а Маргарет Тэтчер не дотянула до 90 лет всего лишь два года, Збигнев Бжезинский — год.
— И всё благодаря вам?
— Ну, а кому же ещё, любезный, — развёл руками профессор, — здоровье такого рода людей всегда находится под пристальным вниманием наших структур. Вот и вы, если будете с такой же пользой, как и раньше, жечь глаголом сердца, благополучно доживёте до ста лет. Это я вам твёрдо гарантирую. Только не пейте вы эту отраву, — и гость указал тростью на стакан с соком, который стоял на столе у политолога.
— Извольте, но что же мне тогда пить? — искренне удивился Пупко, который всегда покупал сок этой марки в ближайшем от дома магазине.
— И действительно, что? — задался тем же вопросом профессор. — Помните, какие были чудесные соки в далёком прошлом в заведениях «Соки-воды» или в автоматах «Газ-вода»? Стоило это удовольствие три копейки, стаканы были гранёные и пили из них все, не боясь никакой заразы. Как вы думаете, Корнелий Сергеевич, почему при людоедском советском режиме так заботились о здоровье людей, пичкая их натуральными продуктами? Ведь по идее всё должно было быть наоборот.
Вместо ответа политолог пожал плечами. Тогда профессор продолжил:
— Именно поэтому я всегда чувствовал себя не слишком уютно в той стране победившего социализма. Там, конечно, было много испорченных людишек, которых с каждым моим приездом становилось всё больше и больше, но вот это желание сделать их лучше, буквально выводило меня из себя. А вас?
— И меня, наверное, тоже, — согласно кивнул головой хозяин кабинета.
— Я так и думал, что мы с вами давние единомышленники. Людей не надо делать лучше, поскольку они этого не заслуживают. Ведь вы не стремились сделать их лучше?
— Никогда, — категорично заявил хозяин квартиры.
— Да, да, я помню, вы и в партию вступили исключительно из корыстных побуждений — чтобы получить эту замечательную и удобную квартиру. Кстати, вы свой партбилет куда дели?
— Выбросил.
— А могли бы публично сжечь, как один известный режиссёр сделал. Смекалки не хватило?
— Я пытался, но он горел плохо. Тогда я в клочья его разорвал, буквально на мелкие кусочки. Честное слово!
— Верю, Корнелий Сергеевич, — голосом полным доверия откликнулся на это заявление гость. — Вы же порядочный человек, высокоморальный. А порядочным людям этот партбилет для чего был нужен? Чтобы карьерку сделать, квартирку получить, учёную степень заработать. А когда надобность в нём отпала, то гори он пропадом. Вернее, в вашем случае, рвись он пропадом. Жизнь ведь она одна — надо здесь и сейчас её устраивать. Впрочем, это длинный разговор, который мы с вами когда-нибудь обязательно продолжим. Сядем где-нибудь в уютном ресторанчике за бокалом моего любимого вина «Шато Латиф Ротшильд» и побеседуем. А пока не буду вас больше отвлекать — пишите дальше свою разоблачительную статью. А меня не провожайте, я уйду тихо, по-английски.
Гость поднялся с дивана и, слегка кивнув головой на прощание, направился к выходу. Однако на пороге он остановился и, обернувшись к хозяину квартиры, произнёс:
— Совершенно забыл ещё об одной просьбе, старая голова. Вот что значит жить столько лет, сколько живу я. Завтра наш институт проводит одно мероприятие, на которое я хотел пригласить и вас, уважаемый Корнелий Сергеевич. Оно состоится в одном очень популярном в Москве заведении, куда званы лучшие люди этого города и страны — так сказать, сливки этого общества, олицетворяющие подлинную его суть. Естественно, без вас и вам подобных это мероприятие было бы неполным. Поэтому обязательно приходите, мы будем очень рады. Пригласительный билет я оставлю в коридоре на тумбочке, а вы продолжайте свою работу. До скорой встречи!
Произнеся этот монолог, гость вышел из кабинета. Политолог какое-то время сидел неподвижно, пытаясь услышать, как захлопнется входная дверь. Однако прошло уже несколько минут, а массивная металлическая дверь всё не хлопала. Тогда политолог осторожно поднялся со своего стула и направился в коридор. Но тот был пуст. Поразившись этому, хозяин квартиры обошёл все её закоулки и заглянул даже в ванную, туалет и на антресоли, но гостя нигде не было — он испарился так же незаметно, как и появился. И единственное, что напоминало
