припрятанную коробку, тетрадь почти просохла, судя по всему мой дневник. Страницы с трудом отходят, некоторые убиты без возможности восстановления. Почему подписано Даниэла? Кладу тетрадь на окно, пусть до конца высохнет. А вот блокнот в кожаном переплёте не решаюсь взять в руки, глазею, сердце ускоряется. О как! Сначала трогаю пальцами, затем кладу на колени, клепка тугая, поддаётся не сразу. Щёлк, выдох. Снимаю с петельки кулон. На самом деле стекло… Камень. Не знаю что это мутновато голубое, внутри и правда есть сердцевина. Кусочек дерева будто, точнее коры, и нанесён символ. Интересный, простенький, держу в руках и не могу расстаться, словно часть меня, вещь которая была рядом годами. Зажимаю в ладони, тёплый какой, похоже как будто пульсирует. Вырывается нервный смешок. Только-только откидываю обложку, взрывается мелодией мобильный. Вздрогнув захлопываю и выдыхаю. Сую в коробку, закрываю шкаф. Смотрю на кулон зажатый в пальцах, без раздумий одеваю на шею и принимаю звонок от Заруцкого.
До конца не отпустило, но он не заметил. Заметно озабочен чем-то своим. Я своим, едем куда не спрашиваю, перед глазами моя кровь сквозь пальцы. Паркуется возле клинике женского здоровья и что-то там….
Разинув рот глазею то на него, то на вывеску.
— Что не так? — замечает замешательство.
— Мне психотерапевт нужен, а ты к гинекологу привёз.
Глаза Заруцкого выражают недоумение.
— Зачем тебе психотерапевт? — откашлявшись.
Достаёт сигареты, прикуривает, морщусь, запах дыма раздражает.
— А зачем мне гинеколог?
— Я подумал… — качает головой и отворачивается.
Молча курит, смотрит на многоэтажку.
— Я не беременна, — окончательно ставлю точку.
Вот и причины перемен, решил, жду ребёнка. Только этого мне и не хватало для полного счастья. Вот именно дети это счастье, а я вся в горестях и печалях, какая из меня мать.
Заруцкий поглядывает на меня, и молчит. Переваривает события последних дней. Выкидывает окурок и поворачивается ко мне.
— Дин, давай заново начнём.
— А ты сможешь мне не припоминать? И начать заново. — Тут же хватаюсь за шанс начать разговор, при этом ступаю на опасную дорожку.
— Что припоминать?
Думаю как мягче озвучить. Слово измена язык не поворачивается произнести.
— Мой побег тогда, при таких обстоятельствах, — начинаю издалека.
Сжимает пальцы, целует кончики.
— Что страшного в этом поступке? На эмоциях сбежала, игнорировала меня, подумаешь, мелочи, — слышу иронию.
Ни злости, ни раздражение, он вообще о чём говорю понимает…
— Признание в измене… — зыбкая почва, и я добровольно ступаю.
— Дин, я тебе клянусь, больше никогда. Люблю тебя, терять не готов ради минутной слабости. Было признался, очень хочется чтобы ты забыла. Понимаю, время. Но всё же.
Хотелось кричать. Моя измена! Мои две ночи с другим мужиком. Стиснув зубы молчу. Потихонечку дышу. Состояние расценивает неправильно. Я его ненавижу!
Везёт обедать, без приключений, практически молча. Я сосредоточена на блюдах, видимо на нервах аппетит проснулся. Затем домой, по пути заезжаем в две организации, жду недолго. Телефон оставляет в машине, постоянно пищит уведомлениями. Раздражает. Обещает последнюю остановку возле магазина и уходит за сигаретами. Снова этот звук, пиликает сообщением. Скосив глаза, вижу уведомление.
"Как там наша красавица?"
Оглядываюсь на двери магазина, того самого, от которого уехала с Даниэлем. Не поднимая мобильный, разблокирую, пароль стоит. Потряхивает слегка. Блокирую обратно и жду, прогоняя текст многократно.
У дома не успевает поцеловать опять. Наблюдаю искоса как вводит заветные цифры, сердце долбит по рёбрам. Теперь бы только до него добраться. Рехнулась по чужим телефонам лазить. Совсем безумная.
*
Дома встречает Соня, с дверей замечает кулон на шее.
— Где такой взяла?
— А что, знаком?
— У бабушки такой был. Где была, что делала? — спрашивает мягко.
А я прохожу в кухню и сажусь. Бабушкин значит, вот это новость. Мне снова душно.
— Дин, мы с Федей записали тебя к доктору. Завтра надо съездить, — начинает так же мягко, насторожив сильнее.
— Не начинай с окраины. Я согласна.
Ощущение обречённости, меня загнали в угол, путей спасения не вижу.
Переживает, на нервах, валерьянку пила, пахнет валерьянкой. Такая усталость одолела, лечь в постель и правда думать я самая больная в мире, на голову.
— Сонь, пересмотри отношение к Феде, если ты продолжишь с ним вести себя так и дальше, он уйдёт. Заметь, никогда тебя не обзывает, смягчает углы и не потому, что нет характера, а потому, что любит.
Ощетинилась, но я не дала ей заговорить.
— У тебя как у меня не будет, поверь.
Смотрим друг на друга, сестра меняется в лице, переваривает эмоции, что плещут и только потом отвечает:
— Ты всегда всё знаешь, меня это пугает.
Не совсем понимаю, внутри соглашаюсь и на этой ноте ухожу к себе. Пора заканчивать дурдом, признаю, я не в себе. В зеркало рассматриваю повязку. Неужели я сама себя так? Даниэль плод моего безумного воображения, как и последний месяц выходит. Помню… Тут хочется плакать, слёзы набегают. Помню разговоры с Заруцким, мои страдания в результате измены, ему было больно, требовал ответа. Остановись! Тяжко дышу, алкоголь давно отпустил, ещё днём, но эффект тишины сохранялся, теперь же на меня обрушилась лавина ощущений. Прикрываю глаза, Соня расстроена до глубины души, мечется в ожидании любимого, не хочет его терять. Она услышала меня, тяжело принимает правду. Я верю, пересмотрит неправильное отношение. За меня переживает, наверное терзается сомнениями, звонить ли маме. Не смей! Слышишь! Не смей! Приказываю мысленно. Сами справимся, не маленькие. Пока Заруцкий обеспечил мне внеплановый отпуск, я всё успею.
А где он сам, возвращается к прежней жизни после шока, что может стать отцом. Переворачивает мне внутренности, давно всё разворотил, казалось бы болеть нечему, а нет, больно. Но звонить, бежать, не тянет. Я не хочу… Чего? Я его самого не хочу. И вы меня хоть убейте, а я знаю, он сейчас с бабой. Той самой, с которой видела тогда. Вцепилась клещами, ищет поводы для встреч, пишет ночами… Остановись!
Хватаю телефон и без раздумий набираю, больше не боюсь связи с данным абонентом. Долгие гудки режут по нервам.
— Любишь значит… Ну, ну, — улыбаюсь сквозь слёзы.
Снова фантазирую. Швырнув мобильный спускаюсь на кухню и делаю новую порцию волшебного чая, три ложки достаточно, если пять, то горчит и крепковато. Возвращаюсь в комнату, часто отпивая из любимой кружки.
Осталась Галя и Оля, они видели меня с Даниэлем. Боязно конечно, дважды я сегодня уже дурой была. Но другого выхода нет, пусть они докажут моё сумасшествие. Поглядываю на куклу, хожу по комнате из угла в угол, попивая чай, остановиться не могу. Больше ничьей игрушкой не буду, слышите меня.
Тепло
