Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
реализовать себя в мире, где до сих пор явно доминируют мужчины.
Филантропия в искусстве как путь к бессмертию
«Мысль о том, что ты однажды можешь бесследно исчезнуть, пугает. Поэтому это очень сильный мотив», – сказал галерист и куратор Марат Гельман, бывший советник Путина, когда я впервые встретилась с ним в 2008 году. Он объяснил мне эмоциональную сторону дела:
Обессмертить себя – одна из главных целей коллекционера. Возможность сохранить память о себе стоит дороже, чем все золото мира. Пока что это единственный способ продлить собственную жизнь. Люди начинают задумываться об этом, когда достигают определенного уровня богатства и благосостояния. В России это пока не очень распространено, потому что никто из олигархов еще не умер. Они еще не поняли, что не могут унести деньги с собой в могилу.
На тот момент Гельман ставил перед собой амбициозную цель – «создать наследие и наследство нашего времени».
Банкир Кирилл признал, что хотел бы открыть миру новых гениальных художников. Покровительство, оказываемое молодым и неизвестным художникам, – отчасти рискованное дело, поскольку подвергает тестированию ваши вкусы и суждения. Его результаты станут известны только в отдаленном будущем, возможно, даже после смерти. Таким образом, посмертные соображения и мечта о посмертной славе также играют роль в мотивации Кирилла:
Покупая работы десяти современных художников, я знаю, что каждый из них когда-то может стать знаменитым. Но самое важное – в том, что они отражают нашу эпоху. Если через пятьдесят лет люди спросят, каким художники видели начало XXI века, моя коллекция поможет ответить на этот вопрос.
Тем не менее денежный аспект остается важным показателем успеха. «Разумеется, каждый мечтает, чтобы его коллекция стоила миллионы, – признал Кирилл. – Это престижно, потому что означает, что в свое время ты открыл что-то действительно стоящее».
Рассуждая о судьбе своего собрания после смерти, Кирилл заговорил о наследниках. Он не может предсказать, каким путем в жизни пойдут его сыновья, от которых зависит будущее коллекции, и это не может его не беспокоить:
Вкладывая в это столько сил на протяжении многих лет, вы начинаете думать, что делаете это для своих детей, для своих потомков. Но что, если им это не будет интересно? Вот почему я стараюсь не думать о будущем и ничего не планировать заранее. Если мои дети заинтересуются, они будут дорожить этим и рассказывать об этом моим внукам. Это было бы замечательно. Но может получиться и так, что они начнут сдавать одну работу за другой в аукционный дом, распродавая мою коллекцию.
Банкир утешает себя мыслью о самопожертвовании: «Что ж, если им придется это делать, чтобы выручить средства на жизнь, я не буду их осуждать».
Александр Шадрин не согласен на такой сценарий: «Я сказал своим детям, чтобы они ни в коем случае не продавали мою коллекцию и не делили ее. Для меня она как третий ребенок. Это мое наследие, и они обязаны его сохранить». На момент нашей встречи его дети уже активно участвовали в проектах отца: сын, юрист по профессии, помогал с организацией выставок; дочь планировала вернуться к работе в его фонде сразу после выхода из декретного отпуска. Тем не менее Шадрин принял меры предосторожности: «Если они не смогут сохранить коллекцию, пусть передадут ее государству. Она вышла за рамки того, чтобы быть предметом моего личного удовольствия. Речь идет об обогащении цивилизации, мировой цивилизации». Шадрин склоняется к тому, что его коллекция должна находиться под государственным контролем, потому что «большие коллекции должны принадлежать народу, управляться государством и быть доступными для людей». Это не означает, что он думает исключительно о России. Еще одно возможное место размещения его коллекции – Китай.
Игорь Цуканов также планирует однажды передать свое собрание живописи какой-нибудь институции («Почему я должен отдавать его детям?»). Он приводит в пример сестер Кларибель и Этту Кон из Балтимора, которые подарили свою знаменитую коллекцию работ Матисса и Пикассо Балтиморскому музею искусств. «Русские будут делать то же самое, – сказал Цуканов. – У них есть всего два варианта: хранить коллекцию где-нибудь в России, что очень рискованно, или частично выставить на Западе». Цуканов рассказывал о планах собрать еще две коллекции, а затем создать в Лондоне арт-центр. «Это будет не музей. Музеи – что-то более академическое. И не русский центр, сейчас такие центры никому не нужны. Это будет своего рода тематический центр, в котором предполагается ощутимый русский вклад».
В некотором смысле вышеописанная группа филантропов составляет «аристократию» в рядах новой российской буржуазии – аристократию в том (метафорическом) смысле, что, добившись высокого уровня финансового благополучия, они выходят за рамки экономической деятельности и направляют свои ресурсы на то, чтобы создать и оставить после себя долговременное наследие для будущих поколений. Особенно это касается коллекционеров произведений искусства и меценатов. Страстная мечта Евгения возродить феномен русской души через искусство, вера Кесаевой в гениальность российских художников, вклад Цуканова в продвижение русской культуры, а также желание банкира Кирилла сохранить современное искусство для будущих поколений – это в некотором роде попытка увековечить свое «я» в прошлом и в будущем.
Эти люди могут оказывать значимое влияние на легитимацию буржуазной культуры в российском обществе, где подобная деятельность все больше воспринимается как свидетельство морального и духовного превосходства. В долгосрочной перспективе такие люди способны сыграть гораздо более важную роль в этом процессе, чем один-два магната, чье влияние может оказаться эфемерным. Побочным эффектом является то, что некоторые мужчины, с головой погружаясь в искусство, чтобы избежать скуки и надоевшей рутины, передают собственные деловые функции женам. Таким образом, происходит необычная закулисная феминизация бизнеса, которая неизбежно повлечет за собой последствия для буржуазных гендерных отношений.
Филантропия как легитимация богатых русских в качестве респектабельных буржуа хорошо работает и на Западе. Некоторые объясняли отсутствие Владимира Потанина в западных санкционных списках спустя три месяца после начала военной операции не только значением его империи для мирового рынка никеля, но и его стратегической вовлеченностью в благотворительную деятельность на Западе[290]. В 2002 году он был принят в члены попечительского совета нью-йоркского Музея Гуггенхайма (из которого вышел 2 марта 2022 года), а
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
