тяга — борьба за контроль. Я начинаю тянуть. Возникает тоска по тяжелому, белому туману, расстилающемуся над водой. Вот он — «Сломанный Клык», следом мой дом и церковная колокольня, а затем кладбищенские плиты, школа Ванденбрука и дом Джеки Уэллет на холме.
На противоположном берегу так много огней. Я начинаю осознавать. Вот они танцуют и колеблются. И отличить один кусочек света от другого я не могу. Все, что понимаю, некоторые из них наиболее яркие, другие же тусклые. Постепенно все они накрываются туманом, которым управляю я.
Я тяну, пока не чувствую, что мои края истончаются — это как песня. Словно у меня появился еще один пульс, тот, что соответствует стихиям и сердцу. Туман клубится рядом с моими запястьями, волосами, а одежда, кажется, соткана из него. Я направляю, а он порабощает. Толчок, тяга.
В тот день, когда я заблудилась во мгле, мне потребовалось всего несколько шагов, чтобы понять, мне нужно остановиться. Я осознала, что выбрала не ту дорогу, когда услышала шум воды. Именно такой туман я призываю сегодня. Толстый и ощутимый. Тот, который оставляет влагу на волосах и коже. Я буду удерживать его до рассвета, хотя не уверена насколько сильно различается наше с материком время. Здесь оно течет по-другому. Но я продолжаю.
Каждой клеточкой своего тела я ощущаю «Сломанный Клык». Как только луч света падает на меня со спины, активизируется сигнал бедствия. Волны звука и света проходят сквозь меня.
Думаю, что «папина подружка» удивляется, почему такой ясный день превратился в туманный. Я надеюсь, что отец съехал на обочину, а моя жизнь была отдана не зря. Да, в море выходить сейчас тоже нельзя. Люди тщательно запирают окна и двери. Они знают, что этот неестественно густой туман направляется не в ту сторону. Он везде, плотный и я знаю, что это неправильно.
Но им не о чем беспокоиться.
Я не хочу забирать их души или заставлять страдать. Не желаю никому смерти, даже Терри Койне. Мой отец знал, каково жить у моря. Он дрался в барах и не только, выходил в шторм. И все эти годы он выживал. Несмотря на все трудности, папа жил и поддерживал нашу семью. И он сделает это сегодня, хочет того или нет.
Отец еще не понимает этого. Но неважно, есть некоторые ситуации, которые вы должны осознать. Принять. Это больше, чем понять или осмыслить. И теперь, когда я приняла, я даю своему отцу шанс сделать тоже самое.
Сегодня уже не двадцать третье июля.
Чарли
Я не был хорош в грамматике, поэтому мне показалось даже ироничным, когда лодка с моим именем на корме высадила меня на другом берегу, несмотря на туман. Мои руки лежали на коленях, но я чувствовал путь, который вел меня к пристани. Растирая замершие руки, я смог согреться. Куртка с капюшоном, в которой я очнулся, едва сдерживала октябрьский холод. Торопясь покинуть это место, я сделал несколько шагов и остановился. Несмотря на то, что я владел туманом столетие, сейчас он игнорировал мою волю. На расстоянии вытянутой руки дымка заслоняла мой обзор. Я чувствовал, что городок рядом, но не видел его.
Как бы мне ни хотелось сбежать, мне пришлось сесть. Бессмысленно, потому что так я могу сорваться со скалы. К тому же мне хватало и других ощущений, поэтому видимость могла подождать.
По эту сторону воды воздух приносил иной запах — гниющая приманка, сырое дерево, соленая вода. Были и другие, которые я не смог определить. Тяжелые, маслянистые, такого я не ощущал. Сделав глубокий вдох, закрыл глаза. Но нет, тех ощущений не было — сладкий привкус древесного дыма полностью пропал.
В последний раз, когда я ходил по земле, большинство домов были оснащены дровяными печами для тепла и приготовления пищи. На маяке у меня тоже находилась такая, хоть и воображаемая. Вся в копоти и жире, излучающая тепло и выпускающая дым наружу.
Я гадал, чем же заменили жители «Сломанного Клыка» эту печь. В 1913 году это был бедный городок. Неужели он расцвел за столетие? Уилла выглядела удивленной, когда рассматривала мои вещи. Ее мир станет для меня новым знанием, и скоро я его изучу.
Выжидая, я наслаждался своими ощущениями, теперь они стали реальными. Я чувствовал твердость дерева. Спина затекла, а голод съедал изнутри. Я отчетливо ощущал себя песчинкой. Но скоро я решу эти небольшие проблемы.
Когда туман рассеется, найду гостиницу и баню.
Доказательством того, что я жив, являлось наличие на моей голове волос. Из серебристо-белых они стали коричневыми. Значит ли это то, что глаза тоже голубые? Проведя рукой по щеке, я вздохнул. Щетина. У моего отца борода никогда не была густой. И, кажется, магия не смогла исправить генетику.
Я порылся в кармане и нашел кожаный бумажник. Он был не больше моей ладони, но толстый. Открыв его, я вздрогнул. У меня действительно голубые глаза — документ, а на нем фотография того, кем был я раньше.
Я попытался достать его. Бумага была тонкой и податливой. Буквы с завитушками, напечатанные зеленым цветом и гравировкой, она утверждала, что меня зовут Чарли Уокер. Верно, я Чарльз Лесли Уокер. Назван в честь обоих дедушек — мои родители не заботились о них.
Я забыл дату своего рождения. Но здесь указан неверный год. 1995-й вместо 1896-го. Месяц и день… У меня перехватило дыхание. Головокружение выбило меня из колеи. Показалось, что в голове образовалась каша.
Как я мог забыть такую важную деталь? И почему сейчас это для меня удар?
Просматривая документ, я прислушивался к звукам океана, колоколов и далекого сигнала, исходящего от маяка. Потрясающе слышать этот звук за милю, а не в собственном доме. Я свободен! Холодный ветер и туман окутали меня со всех сторон.
Кажется, у меня есть сто семнадцать долларов. Огромная сумма — купюры гладкие, рисунки не знакомы. Мало зеленых оттенков, зато много букв. Они были крупнее, чем те, которые я помнил. Я поднес их к носу и втянул запах. В любом случае, это деньги.
Не знаю, как долго просидел на одном месте. Я пошевелил пальцами ног, одновременно следя за муравьями. Еще раз внимательно обследовав бумажник, встал. Кажется, туман наконец рассеялся и на городок наступала ночь.
Луч света от маяка пронесся над моей головой. Ощущение такое, словно это свидание с возлюбленной. Но нет, моя глава закончена. Мне все равно, что будет дальше, потому что мне не нужно больше собирать души.
Город медленно обретал очертания.
