ключа. Дверь была спрятана за шкафом. Войдя в помещение, я тут же взял мальчика на руки и проверил пульс. Он был жив. Доктор Осмот с облегчением вздохнул и попросил моего прощения. Но он должен извинятся не передо мной, а перед ним. Наши голоса разбудили пациента 0007.
*Следующая запись была переведена из микрофона, ради удобства документации*
— Кто вы… — [Он был еще сонный и измученный]
— Это я, доктор.
— Доктор?
— Да, да, доктор.
— Вы пришли забрать меня?
— Нет.
— Тогда что вы здесь делаете?
— Ты чуть не умер, что случилось?
— Умер? А мой папа тут? — [Он был настолько слаб, что не мог поднять головы]
— Нет. Скажи мне, что с тобой случилось?
— Я дописал… роман. Доктор, возьмите его, он на столе, — [Пациент хотел указать мне пальцем, но рука его не поднималась]
— Возьму, возьму. Тебя надо переложить на кровать.
— Зачем? Я все еще… могу…писать.
— Включи музыку для сна, — [Это я сказал доктору Осмоту]
— С кем вы разговариваете? С папой? Он тут?
— Нет, ни с кем.
— Врете, я же слышал, что вы с кем-то разговариваете, — [В это время я взял его на руки и аккуратно положил на жесткую кровать]
— Мальчик, просто верь мне, я ни с кем не разговаривал.
— Нет, я слышал… А еще у меня имя есть, — [Он сказал это обиженно]
— Какое?
— Дастан.
— Дастан…
— Да, это папа мне имя дал. Стойте же вы, дайте я еще кое-что напишу.
— Хватит. Ляг.
[Музыка сменилась на усыпляющую пациента 0007. Мальчик тут же потерял силы]
— Дастан, тебе надо поспать.
— Но…Я ведь…
— Дастан, прошу тебя, отдохни.
— Вы правы, доктор, мне надо отдохнуть…
— Молодец.
— Я что-то… устал… Наверно, надо… надо…
— Да, надо поспать.
— Да…
— Спокойной ночи.
[Пациент уснул]
*Диктофон камеры*
— Боже, Генри, прости меня!
— Вы слишком халатно отнеслись к своей должности.
— Прошу тебя, извини!
— Ты не передо мной извиняйся.
— Боже, он ведь мог погибнуть!
— Видимо, слишком долгое воспроизведение одной и той же мелодии губит его.
— Как я мог! Как я мог! Он ведь ребенок.
— Доктор Осмот, успокойтесь.
— Боже, мистер Гизли, может, мне уйти уже на пенсию?
— Не впадайте в крайности, доктор.
— Он ведь мог умереть!
— Но все же выжил. Да и без вас больнице будет не хватать сотрудников. Хотя бы тут никого не подведите.
— Боже, да! Как вы правы. Мне нельзя уходить! Я буду работать больше и лучше!
— Да, да. Непременно. Но вы забыли об одном еще деле.
— Еще? Опять! О каком же?
*Молчание*
— Точно! Ох, какой я растяпа…
*Микрофон камеры отключен*
Запись из наблюдений за пациентом 0007 мистера Гизли.
11:27 Я вернулся после ругательств начальства о произошедшем. В основном, весь гнев директора был направлен на доктора Осмота. Жалко его. Видно, что человек немолодой, да и многое уже забывает. Но на пенсию ему еще нельзя. Без него, психбольница может и закрыться. Если это случится, то Дастан точно не выживет в этом мире. Он слишком чудной. Я не думаю, что здесь всем этим пациентам дадут те же условия существования, какие дает больница № 18. Однако благодаря рассеянности Осмота, я могу еще немного понять положение мальчика. Пациент 0007 такой же человек, как и мы, но его примитивные потребности отличаются лишь в одном: для него музыка- все.
15:31 Мальчик все это время спал. Я не хочу его тревожить этот день. Все же монстр из меня так себе. Пока он спит, я навожу порядки в шкафу. Тут кассеты были кое-как расставлены. На некоторых есть надписи, подтверждающие, что уже были сделаны эксперименты с данным жанром музыки. Где-то надписи стерты, а где-то их и вовсе нет. Мне придется сначала изучать его. Но это не так тяжело. Мне даже интересно пытаться понять мысль того, кто не понимает опасного своего положения. Лишь один вопрос возник в голове. Почему многие кассеты не проверяли на нем? Не успели? Я думаю, мальчик находится здесь довольно давно. Это опасно? Но ведь никто не проверял. Или здесь все куда проще, что мне даже ответа искать не надо. Может, этот вопрос настолько поверхностный, что я просто не вижу перед своим носом. Если это так, то в чем же простая истина. Быть может, мне она не ясна? Я ее не знаю? Тогда я буду вместе с ним пытаться ее найти…
17:55 Он так и проспал. Я не стал его будить. Громкость оставил комфортной. Завтра еще буду заканчивать уборку кабинета. Меня заинтересовали эти исследования очень. Надо, непременно, начать эксперименты завтра, иначе мое терпение меня удушит.
27.10.2031
9:18
Исследовательская комната пациента 0007
Запись из наблюдений за пациентом 0007 мистера Гизли.
9:18 Он не спит. Просто ходит по комнате, что-то приговаривая и жестикулируя руками. Говорит беззвучно. Я немного обеспокоен этим, но главное, что в целом он в порядке. Думаю, я могу начинать проводить свои исследования. Хотя сейчас, надо снова написать надписи на тех кассетах, которые уже были. Я оставил их вчера на столе, так что много времени это не займет. Еще я принес коробки, в которые буду сортировать кассеты по разной степени реакции пациента 0007 на мелодию.
10:00 Все сделано. Могу начинать эксперимент. Начну с классики. Думаю, включу вальсы, оперы, романсы, увертюры и прочее. Запишу только общую характеристику, которую попытаюсь составить из наблюдений.
14:34 Уже половина кассет прошла. В целом, реакция ожидаемая: на живую музыку, а в частности, на мелодии фортепиано и скрипки, мальчик реагирует спокойно, даже приходит в какой-то транс и, бывает, просто смотрит в стену, ничего не изображая. Так же он танцевал очень много, до отказа ног. Грустная мелодия, иногда доводила его до тоски, веселая- до слезного счастья. Опять же, реакция вполне ожидаемая и даже примитивная.
17:20 Ничего не поменялось. Все та же предсказуемая реакция, какая бывает у всех нормальных людей. Скажу честно, я немного разочарован. Кассет с классической музыкой не осталось, все они отправились в коробку со, Спокойной” реакцией. Бывало, он философствовал, но ничего из его раздумий не было революционным, гениальным или даже умным. Пустой бред сумасшедшего. Меня это не удовлетворило. Я очень огорчен. Классическая, даже самая депрессивная или экспрессивная, не вызывало в нем никакой бурной реакции, каких-либо взрывов чувств. Все очень просто, по-детски.
17:43 Собираюсь домой. Мальчик очень устал, оставил ему усыпляющую музыку. Смотря на него, мне стало очень жаль. Какое-то чувство одинокой тоски настигло и меня. Как ему тяжело, наверно, быть запертым здесь, в этой тюрьме. Но он не такой как мы, и его особенность
