или в каком баре вы, педики, зависаете по пятницам?
— Давай не будем устраивать скандала. Здесь повсюду милиция, соглядатаи и хрен знает кто еще…
— Два туриста, набивших друг другу морды…
— Проехали, о’кей?
Мастер-сержант кивнул.
— Идет. Я тут обзавелся приличной норой.
…
— … так вот, утром мы вышли. Дорога … ну средней такой паршивости, хотя зима, холодно конечно — но не слишком, примерно как у нас в Шотландии. Мы шли до привала, потом меня это задолбало и я говорю — «Куда мы собственно идем, мы уже прошли десять миль?». Они мне и говорят — речь о десяти шведских милях. Я спрашиваю — «Чему равна шведская миля?» Оказалось — пяти нашим и иди до вечера…
— Да… известное дерьмо. Шведы большие мастера подшутить, они считают себя непобедимыми на лыжах.
Щелкнула банка пива «Лапин».
— Твое здоровье. Кстати неплохое пиво
— Еще бы. Если учесть, сколько оно стоит.
— И сколько же?
— За доллары — семь долларов банка.
— Семь долларов? Ты серьезно?
— Вполне. Здесь такое пиво можно купить только у спекулянтов, официально его не купить. Местные продают пиво даже наливом, у них нет тары и можно налить в банку или даже пакет. Я видел человека, несшего пакет пива.
— Боже, эти коммунисты умеют поиздеваться над человеком…
— Ты машину раздобыл?
— Нет. Но я знаю, где и когда я ее раздобуду.
— Какого черта?!
— Здесь нет проката машин, парень. Приходится соображать. Вчера на одного типа напали хулиганы и немного помяли. В больнице он будет отлеживаться недели две, и все это время у хулиганов будет доступ к его машине. Потому что хулиганы еще и ключи спёрли.
— Он это заметит и заявит
— Не заявит. Хулиганы не просто спёрли ключи — но и подложили ему в карман похожие…
Где-то в Швеции. Март 1989 года
Март в Швеции — тусклый, тяжелый месяц, как и в России. Долгие ночи, много снега, лед на озерах. Просто удивительно, как эта нация, сформировавшаяся в одном из самых неуютных мест земли, смогла создать одно из самых богатых и процветающих человеческих сообществ в мире…
— Сэр, можно выходить.
Генерал Гаррисон первым вышел из военно-транспортного самолета. Они сели не на военной базе — а в гражданском аэропорту, сверкающем огнями, чуть подальше стояли несколько машин Вольво и американских микроавтобусов Шевроле. По каким-то причинам большие американские машины были очень популярны в этих краях.
Навстречу генералу шагнул мужчина в гражданском.
— Стиг. Ты ли это…
— Собственной персоной.
Стига Олсена генерал знал, и не с лучшей стороны. Дело в том, что Швеция, несмотря на нейтральный статус, активно сотрудничала с НАТО и предоставляла свою территорию под учения и учебные курсы. Как то раз генерал Гаррисон со своими ребятами прибыл на учения по выживанию в арктической среде. Погодка была чертовски дерьмовой, еще хуже чем сейчас, с ветром и мокрым снегом, но операторам из «Дельты» было не привыкать, многие из них были сыновьями охотников и фермеров из северных штатов, и им не привыкать было ни к тяжелому труду, ни к холоду. Им сказали, что предстоит марш на десять миль, они собрались и пошли. Через некоторое время заподозрили неладное, и генерал сказал: какого черта мы все еще идем? Проводник ответил — надо пройти десять миль. Генерал сказал — мы прошли, черт возьми, десять миль! Оказалось, что надо было пройти десять шведских миль, а каждая шведская миля равна пяти американским…
Проводником был как раз Олсен, он служил в отряде шведского спецназа.
Рассевшись по машинам, они тронулись в путь. Олсен, на груди которого красовался кинжал, означающий окончание курса подготовки в Форт-Брегге, показав на окно машины, пояснил:
— Придется на машинах добираться до базы. В это время года я не рискнул бы туда лететь.
— Долго ехать?
— Примерно десять часов.
— Ты умеешь, черт возьми, удивить.
Олсен достал термос.
— На сей раз у меня есть горячий кофе…
…
Одной из причин, почему молодой паренек Билл Гаррисон в свое время постучал в дверь армейского вербовщика — было обещание посмотреть мир. Надо сказать, что первой страной, которую он увидел, был Вьетнам, — но потом дядя Сэм все же реабилитировался. Кофе был неплох, они быстро проехали лучащийся ночными фонарями Стокгольм и встали на дорогу, ведущую на север страны. Вокруг не было ничего, кроме снега, деревьев и городков — но время от времени попадались потрясающие виды Балтики и зимних озер.
— Как вам живется рядом с русскими? — поинтересовался Гаррисон, смотря в окно Вольво.
— Скажем так, — не так плохо, как могло бы.
— Много их тут?
— Они — самый большой медведь на Балтике.
— Говорят, какие-то лодки…
— О, тут много чего говорят. Около берега плавает масса всякого мусора, отдыхающие же рады сенсациям. Но мы подогреваем интерес.
— Зачем?
— Ради бдительности. К тому же один из примерно двадцати сигналов все-таки оказывается истинным. Но русские — там. А здесь больше проблем от югославов.
— Югославов?
— Именно.
— В чем же проблемы?
У Гаррисона был в отряде югослав.
— Балканы — дерьмовое место уже сотни лет, — начал объяснять Олсен, — добра не жди. У местных развлечение — бандитизм и перевороты. Но как пришел Тито, между коммунистами и бандитами было заключено соглашение. Бандиты не делают свои дела в стране — только за границей. А коммунисты принимают их обратно с награбленными денежками и не выдают. Каждое третье ограбление банка в Европе — югославы.
Гаррисон присвистнул.
— Дикий Запад.
— Скорее Дикий Восток. И грабители банков — не худшее, что там есть. Там есть и террористы и политические убийцы… Они убивают друг друга ради какого то дерьма, а мы стараемся чтобы это было по крайней мере не здесь. И знаешь, что? Рано или поздно, там снова отморозят какую-то глупость. Эти типы на все способны. И хорошо, что вы за океаном. Вас не достанет.
— Увы, нас это точно коснется…
…
Военная база располагалась в шхерах на берегу Балтики. Свинцово-серое небо, черные катера у пристаней и люди в черных бушлатах, при ходьбе держащиеся за натянутые тросы. Одно из самых мерзких мест на земле, как не крути…
— Черт… — Гаррисон вышел из машины, и тут же ветер рванул его за рукав, полез под одежду — да тут за десять минут околеешь.
— Пошли быстрее. Всем кто тут служит положена порция грога…
…
Все двери в штабном здании были необычными — они не открывались, а задраивались и отдраивались как на кораблях. Гаррисон понял, зачем — иначе ветер вырвет дверь из рук,
