Люблю его… люблю… люблю… люблю…
Глупо улыбаясь скатерти, пробегаю пальцами по толстой цепочке на шее, которая надежно спрятана под моим платьем.
Это подарок мне от Макса. Подарок мне на его день рождения. Оказывается, так было можно! Подарок тяжелый, приятный и серебряным грузом болтающийся между моих грудей. Я не сомневаюсь в том, что длина цепочки - не, блин, случайность!
В этом весь Немцев...
- Мам, он не любит горох… убери… - прошу, очнувшись.
Вручаю ей селёдку на гороховой подушке, махнув рукой.
- Как можно не любить горох? - ворчит, убирая тарелку в холодильник. - Странный он у тебя…
Сглотнув волнение, киваю.
- Немного…
Что ещё я могу сказать?
В Немцеве до фига странного. И каждую странность я в нём люблю.
- Что ещё он у тебя не любит? - как бы между прочим, спрашивает она.
Поднимаю глаза, понимая, что палюсь, как дура. Я веду себя странно. Заторможенно. Глупо. Нетипично.
- Он не любит, когда его разглядывают, - сообщаю, поправляя салфетки.
Хочу, чтобы всё было идеально. Чтобы он знал, что это для него.
- Кто же это любит? - отзывается с красного дивана папа.
С дивана, который идеально встал в наш метраж.
Немцев не только у меня под кожей, он и квартиру родителей захватил. Они, слава Богу, не в курсе распутного прошлого этого дивана, а я на него смотреть не могу без стыда и ностальгии. Ведь это было наше первое "дружеское свидание".
Гениально, Немцев.
- Что ж, его уже и поразглядывать нельзя? А трогать можно? - фыркает мама. - Такая фифа…
- Мам, - смеюсь я. - Он не любит твои шуточки в свой адрес!
- Придётся потерпеть, - взволнованно лепечет она, перекладывая хлеб гармошкой. - Твой отец терпит, и ничего. Вон посмотри… какой счастливый…
Её глаза намокают, и мои тоже.
Обнимаю за плечи, уткнувшись в седой начёс.
- Любишь его? - спрашивает тихо-тихо.
- Очень… - шепчу ещё тише.
- Что за болото? - растроганно шуршит газетой папа.
- А ты не подслушивай… - утирает мама слезинку. - Что ещё он не любит?
- Приходить вовремя… - бормочу, поглядывая на часы.
Я уже вся извелась.
Он сказал - эта встреча на десять секунд.
Уже почти четыре часа прошло.
Я не знаю, что с ним сейчас происходит в… этом говнодоме, с теми говнолюдьми. Вспоминая подзатыльники, которыми тот другой Немцев лупил Макса, хочу схватиться за столовый нож. Хочу схватиться за него, вспоминая все, что творилось на той парковке перед моим бывшим офисом. Если… он ударит его сегодня?! У меня в крови бушует злость и ненависть. И тревога…
“Все нормально. Не рефлексируй”, - последнее смс от Макса.
Почти полтора часа назад.
Можно подумать, он когда-нибудь сознается.
“Сам не рефлексируй”, - советует ему моё подсознание.
Проверяю телефон и смотрю в окно. Уже темнеет.
Окно открыто настежь, и в нашей квартире приятно пахнет весной, маем и едой.
Чтобы стать абсолютно счастливой, мне нужен рядом Макс.
Всё это не для меня, а для него. И я знаю, что ему будет приятно. Я знаю его лучше, чем он думает.
У нас маленькая семья. Но нас теперь не трое, а четверо.
Звонок в домофон заставляет меня подпрыгнуть на месте от радости. Мама замирает с салатницей в руке. Суетливо поправляет причёску.
- Я открою! - тяну на распев и бегу открывать, роняя шлепки.
Подлетев к двери и чуть не врезавшись в комод, снимаю трубку и выдыхаю:
- Кто там?
- Эт я.
Губы расползаются так, что собираю их рукой.
- Пароль, - кокетничаю счастливо, прижавшись спиной к стене.
- Шмароль, открывай давай.
- Макс, блин… - шепчу, прикрыв ладонью динамик.
Открываю дверь и вешаю трубку. Выхожу на площадку, слушая его шаги.
Смотрю вниз, перегнувшись через перила.
Вижу его мелькающий силуэт, считая этажи.
Первый, второй, третий…
Улыбаюсь, когда он появляется на последнем лестничном пролёте.
В джинсах, кроссах и футболке.
Лохматый, как балбес.
Театрально падаю с верхней ступеньки, шагнув вперёд. Подхватывает меня, перепрыгнув через три.
Взвизгнув от притока адреналина, смеюсь, обнимая татуированную шею и повисая на ней.
Кружит меня у двери, с рычанием прикусив мочку моего уха.
- Ааааай… - смеюсь, уворачиваясь.
Ммммммммм...
Касаясь пола носочками тапочек, глажу его волосы, мыча ему в шею:
- Как… прошло?
- Нормально…
Закатываю глаза.
Ставит меня на ноги, и я смотрю на него, подняв вверх подбородок.
Зелёные глаза искрятся весельем, полные губы улыбаются.
И меня отпускает.
Так, что дышать становится легче.
Я знаю, что больше он в тот дом не пойдёт. Никогда не пойдёт.
Обнимаю руками за талию, просунув руку под его футболку на спине.
Заправляет мне за ухо прядь волос и прижимается губами к щеке.
- Голодный.
- В каком смысле? - мурлычу довольно.
- В таком… - кривляет он меня.
Кусаю за это его подбородок.
Смеется.
- Там еды человек на сто...
- Я съем половину, не переживай.
- Точно всё нормально? - становлюсь серьёзной и взрослой.
Потому что волнуюсь! И он об этом знает!
- Не парься, Кудряш, - улыбается довольно. - Если что, будешь содержать меня до пенсии.
- Хахаха, Немцев…
- Хахаха, Немцева…
Кошусь на дверь, шикая на него.
- Стесняешься? - склоняет голову на бок, пристально глядя мне в глаза.
- Если дурак - это не лечится… - заявляю чинно, выпутываясь из его рук.
- Вроде лечится, - хмыкает Максим.
- Главное, чтобы детям не передалось, - осторожно касаюсь этой темы.
Мы не обсуждали… и вообще… я теперь на таблетках… Это офигенная экономия, знаете ли…
- Наши будут высший сорт, - резковато и порывисто притягивает к себе.
