Неожиданно Натан заговорил, но глас его был громким и повелительным:
– Давид! Послушай не пророка, а меня. Ты просишь разрешения строить храм?
– Да, Господь мой, – царь встрепенулся, обернулся к Натану и отдал низкий поклон.
– Поскольку ты вел большие войны и пролил много крови, не тебе строить Дом Моему Имени. У тебя родится сын, который будет человеком мирным. Мир и тишину Я подарю Израилю в его дни правления. Он построит Дом Моему Имени.
Слова Господа «ты пролил много крови» заставили Давида вздрогнуть:
– Вот из-за чего я не гожусь, чтобы построить храм?! – прошептал царь.
Натан продолжал говорить голосом Бога:
– Не печалься, Давид. Кровь, которую ты пролил, – для Меня она как кровь жертвенных животных.
– Тогда почему я не могу возвести храм? – царь посмотрел на пророка глазами, полными обиды.
Натан продолжил:
– Давид, если ты построишь храм, то он будет стоять вечно и никогда не будет разрушен. Но в будущем евреи будут много грешить, и тогда Я вымещу Свою ярость на храме и разрушу его, а народ Израиля уцелеет.
Давид поклонился до земли, а когда поднял голову, пророка в шатре не было.
***
После похорон деда Менахем взял отпуск, купил снотворное и закрылся в своей квартире. Он выключил телефоны и обесточил дверной звонок. Весь мир для него замкнулся стенами квартиры. Его существование потеряло всякий смысл. Молодой человек наглухо задвинул шторы в комнатах, вошел в свой кабинет и медленно сел за рабочий стол. «Почему это случилось? Сначала родители, теперь любимый дед». Он заметил, что слезы высохли, а в душе не осталось ни горечи потери, ни боли утраты. Овадья почувствовал, что вокруг образовалась бескрайняя мертвенная пустота. В груди ощущался леденящий холод, который постепенно проникал во все уголки тела.
Зачем жить в холодной пустыне, где нет ничего: ни солнца, ни тепла, ни близких людей и смысла?! Менахем достал из ящика стола пластиковый пузырек с сильным снотворным, который купил в аптеке, высыпал в руку полную горсть таблеток, хотел засунуть их в рот и навсегда уснуть. Подумав, он решил запить таблетки водой. Для этого нужно было пойти на кухню, но опустошенность так давила на него, что он не смог даже встать со стула. На глаза случайно попался ноутбук. Овадья равнодушно посмотрел на компьютер. Его монитор светился. Ладонь самопроизвольно раскрылась, и пилюли рассыпались по столу. Руки потянулись к клавиатуре, пальцы начали набирать какие-то пароли. На экране появились картинки, они сменялись одна за другой. Сам того не замечая, Менахем начал погружаться в просторы интернета, быстро перемещаясь по сайтам Всемирной паутины. Пальцы застучали по клавиатуре в ускоряющемся темпе. Он взломал сервер, где хранились записи видеокамер, размещенных в районе синагоги деда. Его душа постепенно оживала, и Менахем принялся искать нужные записи. Он сосредоточенно просматривал на мониторе все, что происходило рядом с синагогой.
На экране появился тот самый старик-убийца, на счету которого были его дед и двенадцать рабочих, убитых весьма странным образом. Преступник вошел в синагогу. Менахем перемотал запись, внимательно всматриваясь в ускоренные кадры, затем заметил себя входящим в молельный дом. «Странно, – подумал Овадья, – из синагоги никто не выходил. Тогда где же был старик-убийца? Я вошел в здание, и там никого не было, а я ведь обошел все помещение». Он прокрутил съемку дальше. Вот вошли сотрудники полиции, врачи скорой помощи, несколько человек в штатском. Овадья внимательно всматривался в лица людей, входивших в синагогу. Медики выносят тело раввина, грузят в машину. Где же тогда находился убийца?! Молодой агент «Моссада» лихорадочно искал ответ на столь непонятный вопрос. Менахем уже хотел было закрыть запись камеры наружного наблюдения номер Z-32, как вдруг заметил выходящего из дверей синагоги хасида. Он остановил кадр и стал внимательно рассматривать ортодоксального иудея. «Хасид. Но откуда он взялся? В помещение после старика он не заходил, а в синагоге его не было. Тогда откуда он появился?» Овадья увеличил кадр и сфокусировал его на лице ортодокса. Черное длинное пальто, широкополая такого же цвета шляпа, длинная седая борода, большие очки в позолоченной оправе. Хасид как хасид. Но что-то тут было не так.
Менахем еще сильнее увеличил снимок и заметил, что один из седых пейсов на виске едва держится на нескольких волосках. Традиционные косички, которыми так дорожат ортодоксы, оказались ненастоящими. Овадья сохранил фотографию на своем компьютере, увеличив лицо ортодокса на весь экран. Длинная борода, усы, нависающие на глаза густые брови. И вдруг молодой человек понял, что это был хороший грим, который выдал случайно оторвавшийся пейс. Глаза Менахема ожили, пустота в душе мигом испарилась, Овадья загорелся одной целью – вычислить этого хасида, который был ниточкой к разгадке преступления. Он открыл специальную программу опознавания лиц и отсканировал туда фото ортодокса. Компьютер начал считывать все данные снимка. «Может быть, этот хасид – переодевшийся старик-убийца? – подумал Овадья. – Но ортодокс был другого телосложения и ниже ростом. А вдруг это свидетель убийства, случайно зашел в синагогу, чтобы почитать Тору, и в это время вошел преступник? Но почему убийца оставил свидетеля в живых?» Овадья долго ломал голову, пока компьютер не выдал ответ. Менахем посмотрел на экран и побледнел.
***
Битвы с врагами закончились, поверженные недруги склонили головы перед могучим царем, став рабами Израиля. От Красного моря до Евфрата, от Средиземного моря до Восточного берега реки Иордан простиралось огромное царство Давида. Мир и спокойствие наступили в иудейском государстве. С богатыми дарами правитель возвращался в свою новую столицу. Царь ехал на белом коне по горной дороге в сопровождении отряда стражей, сзади, оставляя после себя шлейф пыли, тащился длинный обоз с захваченными богатствами. Большие волы, с трудом перебирая копытами, везли тяжелые телеги, доверху груженные золотом и серебром. Жара стояла невыносимая, и животные, высунув языки, часто останавливались, но возницы начинали нещадно колотить волов кнутами.
Давид вытер пот, выступивший на лбу. Он не спал третьи сутки, спеша в свою новую столицу, над возведением которой трудились лучшие зодчие и многочисленные рабы из числа покоренных народов. Царь желал создать на месте небольшого селения самый красивый город, который бы вознес Израиль над всем миром. Волнение нарастало. До Иерусалима оставалось совсем немного, и нетерпение полностью захватило царя, он пришпорил коня и рванул вперед. Дорога повернула за скалу, и перед взором царя предстала величественная панорама Иерусалима.
Огромные стены, как гранитные скалы, опоясали новую столицу. Несколько мощных сторожевых башен прикрывали вход в город. Когда отряд во главе с Давидом подъехал к кованым воротам, они отворились, и царь въехал в Иерусалим. Большая толпа жителей радостно приветствовала своего правителя. Он ехал через город, махая своим подданным рукой. Жители бросали под ноги Давида цветы. Девушки и женщины с интересом смотрели на него, не в силах оторвать глаз от красоты царя. Они громко кричали, иногда даже пытались подбежать к Давиду, но охранники мягко отстраняли их. Царь улыбался, кивая жителям в знак признания за их доброту. Его внимание привлекли красивые здания, вымощенные чистые улицы, множество радостных лиц. Процессия приблизилась к Храмовой горе, на которой рабочие начали возводить фундамент главного строения города. Строители затаскивали огромные каменные блоки на вершину скалы, выкладывая основу будущего храма, который по красоте и величию должен был затмить все другие строения мира. Рядом на нижнем выступе стоял дворец.
