Он наморщил нос, и Элена удивилась: какой ребенок не любит сладкого?
— А ты чего хочешь? Есть немного вяленой говядины и хлеб.
Он остановился и с неожиданной силой потянул Элену за руку. Его голос изменился, стал совсем не детским.
— Мне нужна твоя магия, — жадно проговорил он.
Девушка удивленно ахнула, но не сумела высвободить ладонь. Она по-прежнему видела детское лицо, его глаза смотрели очень по-взрослому.
За спиной послышался другой, более низкий голос, и Элена испуганно обернулась, готовая встретить новую опасность.
— Сегодня мы неплохо поработали.
Это был Эр'рил. Воин откинул занавес и направился к ней, играя фальшивой повязкой.
— Эр'рил! — воскликнула Элена.
Уловив ужас в ее голосе, он тут же подскочил к девушке.
— Что случилось?
Серые глаза засверкали от гнева, в руке тут же оказался метательный нож.
Элена обернулась: ребенок бесследно исчез, однако она все еще чувствовала недетскую хватку холодных пальцев на левой руке — толстые лианы вились вокруг ладони.
— Что это? — Эр'рил, опустив нож, смотрел на Элену.
Она подняла кисть, опутанную какой-то странной, будто заплесневевшей, зеленью.
— Я не знаю.
Тол'чак сидел на корточках, ноги давно гудели. Сквозь ткань, закрывавшую клетку, не было видно, что происходит вокруг, но со сцены доносился голос Мерика. Элв'ин заканчивал выступление, и скоро они все смогут отдохнуть.
Поправляя козлиные рога, Тол'чак ждал, когда следующий горожанин, ведомый любопытством, заплатит медяк за возможность поглазеть на «чудовище». Вот уже три луны он играл эту роль, развлекал зрителей рыком и шипением, и даже самые свирепые ужимки вызывали лишь смех, особенно громкий, если он ронял рога. Никто не верил, что перед ними настоящий огр. Впрочем, он действительно си'лура наполовину. Вздохнув, Тол'чак принялся разминать правую икру.
Крал, его тюремщик и страж, зашептал через занавес:
— Кто-то идет. Приготовься. — Его голос окреп, когда появился потенциальный зритель: — Взгляните на зверя с гор! Он прикончил сорок человек и сожрал всех до последней косточки!
Тол'чак только покачал головой — зазывания Крала казались ему глупыми. Крал говорил неправду, если не считать того, что сородичи Тол'чака действительно убили более сорока человек, потом сожрали их до последней косточки. Просто сам он не совершал столь чудовищных деяний. Поначалу Крал, как истинный горец, отказывался произносить неправду, но со временем привык и теперь даже получал удовольствие от роли надзирателя. Вдобавок он обладал весьма подходящим зычным голосом и теперь зачитывал длинный список преступлений «чудовища». Тол'чак громко застонал.
— Вы слышали? — Крал заговорил тише, обращаясь к кому-то за занавесом. — Он зашевелился! Бойтесь его ярости и жажды крови!
— Мамочка, я не хочу смотреть на страшилище, — послышался детский голосок.
— Милый, это просто фокус, — устало ответила женщина. — Кто-то надел специальный костюм. Ты не хочешь посмотреть?
— Я не буду-у-у! — Ребенок приготовился закатить истерику.
— Хорошо, тогда пойдем домой.
— Хочу-у-у погладить большую собачку-у-у!
— Это был волк, милый, и хозяин уже уложил его спать.
Голоса матери и малыша начали стихать, мальчик снова закапризничал.
Крал заглянул за занавес, лицо сияло широкой улыбкой. Казалось, он наслаждается работой.
— Ну вот, ушли.
— Я слышал, — проворчал Тол'чак.
Неожиданно послышался женский голос, и горец вздрогнул. Немногим удавалось застать его врасплох.
— Покажите мне вашего монстра.
Незнакомка говорила быстро и уверенно — так шумит горный ручей весной. Крал быстро пришел в себя, тут же прикрыл занавес и затараторил:
— Ну если вы хотите увидеть зверя, прикончившего сорок человек и… — голос дрогнул. — И… Он… Я хотел сказать…
— Сожрал всех до последней косточки, — закончила за него женщина. — Да, я помню.
Монетка звякнула о тарелку.
— А теперь, будь добр, отойди в сторонку и дай мне взглянуть на твоего огра.
Крал, запинаясь, проговорил заученные слова:
— Бо-бойтесь его жажды крови…
— Да, конечно, всенепременно.
Женщина отвела полог и шагнула к клетке, а густо покрасневший Крал остался стоять у нее за спиной, придерживая занавес.
Едва взглянув на посетительницу, Тол'чак понял, почему так смутился товарищ: ростом с горца и лишь немногим уже в плечах, она, облаченная в кожу с железными заклепками, даже больше него походила на воина. Светлые волосы заплетены в косу до пояса, из-за спины торчат рукояти парных клинков. Однако лицо ее было красиво: пухлые губы, тонкие черты, огромные глаза цвета сумеречного неба. Крал неотрывно смотрел на нее, разинув рот.
— К чему эти нелепые побрякушки? И рога?
Горец опешил и залился краской. Женщина, очевидно, разгадала их уловки, и любые возражения только усугубят нелепость происходящего.
— Ну?
Она явно привыкла, чтобы на ее вопросы отвечали без промедления.
— Это маскировка, — заговорил Тол'чак. — Настоящих чудовищ в деревнях часто убивают.
Женщина даже бровью не повела, услышав огра.
— Где же твое достоинство? — спросила она. — Весь день корчиться в грязи на потеху зевакам!
Теперь уже Тол'чак потерял дар речи — так точно незнакомка обрисовала его положение.
Словно раздраженная кошка, одним неуловимым грациозным движением она повернулась к Кралу:
— Освободи его. Я не потерплю этого.
— Но?..
Ее глаза сверкали.
— Мне нужно кое-что сказать вам обоим, но я не стану говорить, пока… — Неожиданно она вновь повернулась к клетке. — Как тебя зовут, огр?
— Тол'чак.
— Хм… «Тот-кто-ходит-как-человек». Жестокое имя.
Она вновь обратила свой пылающий взор к Кралу, не обращая внимания на пораженное лицо Тол'чака.
— Повторяю, я не стану говорить, пока Тол'чак, словно бешеный пес, сидит в клетке. Освободи его. Немедленно.
Крал, все еще не в силах вымолвить ни слова, ошеломленно кивнул. Повозившись с ключами, он отпер замок и снял цепи. Уперев кулаки в бедра, незнакомка дожидалась исполнения своего приказа и, когда Тол'чак с трудом выбрался наружу, изучающе оглядела его. Казалось, она хотела что-то сказать, но потом передумала.
Размяв скрюченные ноги и спину, огр обратил к женщине искаженное болью лицо:
