Залесный хмуро посмотрел на меня, по-прежнему не понимая, о чем я говорю.
Объяснять не стала. Другой мир, другой быт, другие правила.
— Как ты себя чувствуешь? — решилась задать еще один вопрос.
— Жить буду, — последовал ответ. — Спи, давай.
И я послушалась.
Утро началось с громкого стука в дверь и недовольного бормотания. После чего с той стороны комнаты, видимо, устали ждать ответа и, распахнув дверь, вошли. Я сонно повернула голову в сторону новоприбывших, пока плохо соображая, где нахожусь и что, собственно, происходит.
— Опа-па, — протянул, кажется, Дрогослав, рыжий, довольно симпатичный, богатырь. — Острослов, я что-то не понял, как и когда ты ее сюда приволочь успел? Неужели ночью на Буян и обратно летал?
— На чем бы он улетел, — подал голос стоящий рядом с рыжим Вольга. — Крылья здесь только у меня.
— А Острый по ходу, того… — начал было Желан, но оборотень ткнул его локтем в бок, заставляя замолчать.
— Зачем пришли? — недовольно спросил сын воеводы, буравя своих товарищей недовольным взглядом. — Вести какие принесли или еще чего?
— Да какие там вести, — махнул рукой Желан. — Черномор постепенно в себя приходит. Вот-вот правление у Кощея примет. А там видно будет.
— Необходимо написать Гвидону, — Острый потер ладонью лицо, сбрасывая с себя остатки сна.
— Уже, — успокоил его Дрогослав.
— Вставать собираешься? — полюбопытствовал Вольга. — Я, конечно, все понимаю, но раны не повод отлеживаться.
— Как вы так быстро можете восстанавливать силы? — удивленно спросила.
Острослов, заметив, что я в который раз пытаюсь соскочить с кровати, лишь хмыкнул и, укутав меня покрывалом чуть ли не по самую макушку, взглядом дал понять, чтобы лежала и не рыпалась.
— Мы же богатыри, — стал пояснять Желан. — На нас все как на собаках заживает. Только шрамы и остаются, как напоминание о боевых заслугах. Да и девушкам нравится, — сказав это, он игриво мне подмигнул. — Смотри, какую отметину на моем теле оставил меч шамаха…
— Прекрати, — Вольга перехватил руку товарища, которой тот приподнимал край рубахи, чтобы похвастаться недавно полученным ранением. — Не пугай девушку. Ты лучше вот что нам скажи, — обратился уже ко мне оборотень, — как здесь очутиться смогла?
— Сама толком не поняла, — проговорила. — Острый, пусти.
— Еще чего, — отрезал мужчина. — Чтобы эти вон на тебя в ночной сорочке смотрели да взглядами пожирали?
— Надо попросить княгиню, чтобы она Александре какую-нибудь одежду нашла, — в задумчивости пробасил Дрогослав.
Мне было неловко. Щеки горели от смущения, а взгляд смотрел куда угодно, только не в глаза богатырей. Представляю, что они подумали, увидев меня спящей в постели их товарища. Причем в одной сорочке. Будь я хотя бы в сарафане, можно было бы еще как-то выкрутиться. А так… И Острый… Нет чтобы отпустить, однако продолжает держать, будто боится, что сбегу. Да было бы куда! А вообще, мне домой надо. Там мама одна. Вдруг с ней что-нибудь случится, пока меня нет? Хоть кот и говорил, что когда я вернусь обратно, попаду в тот же промежуток времени, сие было лишь маленьким утешением.
— Ну, вы тут лежите, — как-то слишком уже безразлично проговорил Вольга. — А мы пойдем, княгиню Ульяну найдем.
— А я, пожалуй, останусь, — Желан сложил руки на груди и не сдвинулся с места. — Вдруг Острослов захочет ее чести лишить?
Думала, краснеть уже просто некуда. Ан нет, чувствую, жар с щек плавно перетек на шею и пополз дальше.
— В таком состоянии он ее не тронет, — не слишком убедительно сказал Дрогослав.
Мне стало еще более некомфортно.
— Да не трону я ее, — отмахнулся от товарищей сын воеводы. — Идите.
Я проводила выходящих из комнаты богатырей печальным взглядом. Лучше бы хоть кого-нибудь оставили мою честь сторожить. Нет, в себе я не сомневалась. Сомнения были в отношении Острого. Не похож он на мужчину, что готов свою суженую годами ждать и верность хранить. Вон, взгляд какой лукавый. Будто задумал уже что-то.
— Успокойся, — правильно истолковал мое хмурое выражение лица Залесный и выпустил из объятий. — Что я, насильник что ли какой?
— А кто тебя знает, — пробормотала, отодвигаясь подальше.
Попыталась выбраться из плена покрывала, но запуталась окончательно. Крутилась, пыхтела, елозила. Пару раз даже чуть с кровати не упала. Спасибо молодцу, поддержал, чтобы я на пол не свалилась.
— Лежи смирно, егоза, — хохотнул богатырь, заводя руки за голову и уставившись в потолок. — А лучше все же расскажи мне, как здесь очутиться смогла?
Не видела смысла врать или увиливать. Поэтому, повернув голову так, чтобы лучше видеть лицо мужчины, приступила к своему короткому рассказу. Начиная с того, как мне не давал спать храп одного наглого кота.
Острый слушал внимательно. Это было видно по хмурому взору, сошедшимся на переносице бровям и плотно сжатым губам. К концу своего повествования тоже посмотрела на потолок, не понимая, что он там такого углядел. И ничего не обнаружив, недовольно засопела. Хоть бы раз взглянул на меня, что ли.
— Через зеркало, говоришь, попала, — в конце концов заговорил Острослов. — И как тебе? Понравился переход?
— Не очень, — удивление в голосе скрыть не удалось. Странный вопрос. Тем более, если учесть, что это был второй подобный перенос. Хотя, в первый раз все было не так страшно. Наверное, потому, что испугаться не успела.
— А какие ощущения при этом были?
Передернув плечами, задумалась. Какие, какие… Я даже описать не могла, что чувствовала. Просто было некомфортно. И свет сильно глаза резал, пока я их рукой не прикрыла.
— Неприятные, — решила не вдаваться в подробности на этот счет.
Спустя примерно пять минут, дверь комнаты снова распахнулась. На сей раз на пороге стояла стройная темноволосая молодая женщина в обтягивающих брюках, удобных ботинках на плоской подошве и просторной рубахе синего цвета.
— Ну, ты богатырь даешь, — укоризненно покачав головой, проговорила Яга. — Кто ж до замужества с девицей спит?
— Все спят, только не признаются, — огрызнулся Залесный.
— Распутывай ее давай и отпускай, — стала раздавать указания княгиня. — Засмущал девицу, вон, лежит красная, как помидор.
Спасибо тебе, Ульяна, удружила. И не скажешь, что вообще-то она из нашего мира. Стоит, прижимает к груди какую-то пеструю одежду и смотрит так лукаво, как будто и не против нас наедине оставить, да приличия не позволяют.
Не проронив больше ни слова, Острый стал высвобождать меня из плена покрывала. И делал это так ловко, будто всю жизнь только этим и занимался. В смысле, закутыванием девушек.
— Отвернись и не подглядывай, — проговорила жена Кощея, и погрозила ухмыляющемуся мужчине кулаком. — А то Бериславе расскажу, чего ты тут вытворяешь.
