Ульяна, побледнев, молча слушала мой рассказ, словно о таком развитии событий она не могла даже помыслить. Тогда Хмельницкий вновь оставил меня без права выбора. Хотя, возможно, кто-то посчитает, что я мог бы согласиться гнить в тюрьме, но у меня были иные планы на жизнь.
– Мне оставалось верить его честному слову и надеяться, что к тому моменту, когда я расправлюсь с зеком, Хмель сам не подохнет. Мне порой казалось, что все происходящее со мной, – это спланированная им афера, но я понимал, что он не Бог и не мог всё предугадать, – продолжил я, но умолчал, что главное, чего он не мог предвидеть, это то, что я влюблюсь в наивную девчонку, что сидит сейчас напротив.
Воспоминания о тех годах заставили меня вновь окунуться в прошлое с головой, которое, скорее всего, Ульяне слушать было бы не интересно. Когда меня выпустили, от моей семьи практически ничего не осталось. Мать снова вышла замуж, в заботах о новом благоверном даже не заметила, что младшая сестрёнка снаркоманилась. Они обе дичились меня, словно бывший заключенный мог оставить пятно на их гламурной жизни. Только сестра, незадолго до очередной передозировки, нашла меня в сети в пору моей работы на стройке в Азии, и это был единственный раз, когда нам удалось поговорить по душам.
Через некоторое время употребление кокаина спровоцировало у неё инсульт головного мозга, и она оказалась прикованной к постели. Узнал я об этом от матери, когда понадобились деньги на реабилитацию и лечение. Моя красивая юная сестра так и не смогла восстановиться, получив инвалидность на всю жизнь, а у матери не было иного выхода, кроме как за ней ухаживать, – это стало моим условием, когда ей тоже понадобились средства к существованию после развода. Я их обеспечиваю, а мать выполняет обязанности сиделки вместе с медсестрой, которая навещала младшую и докладывала мне о состоянии её здоровья.
От моего занимательного рассказа Ульяна сидела в прострации, уставившись немигающим взглядом в одну точку.
– Хмельницкий был прав, – подытожила она, потирая глаза, – такие как ты не умирают в тюрьмах.
– Ульяна, ты можешь меня осуждать и презирать, но это лишь естественный отбор, в котором выживает сильнейший. Если бы в какой-то момент я сдался – то тут же бы оказался погребенным под землей, – постукивая по столу пачкой сигарет, объясняю ей очевидные вещи. – Насколько для такой правильной девочки, как ты, было грязно и неправильно моё убийство Игоря, который хотел над тобой надругаться?
Бэмби закусывает губу и тяжело вздыхает, будто позабыла за эти годы причину моего тюремного заключения, но всё же вновь обращает взгляд ко мне и признаётся, поднимаясь из-за стола:
– Тогда я сама хотела убить его, а сейчас мне хочется убить тебя.
Она произносит эти слова, проходя мимо, и я, поднимаясь следом, ловлю ее за запястье, прижимая к себе. Ульяна смотрит на меня с вызовом, будто готова исполнить сказанное прямо сейчас.
– Что же тебя останавливает?
– Ничего, Богдан. Может, всё ещё впереди, не расслабляйся.
Мои губы трогает улыбка от её смелости, и кажется, что сдохнуть от её руки – благо, а не наказание.
– Жду с нетерпением.
Я проводил её в соседнюю со своей гостевую спальню, мучаясь мыслями о том, что она так рядом со мной, и одновременно зная, что нас разделяет пропасть.
Утром, обнаружив пустующую без гостьи комнату, я понял, что она проснулась задолго до моего прихода, вызвала такси и умчала. Завалился в её постель, размышляя, как выбраться из этого котла, чуя, что меня уже подпекает.
Решив, что на некоторое время мне нужно взять тайм-аут и начать думать головой, а не хуем, я заставил себя уехать в другую страну и не интересоваться её жизнью. Но чем больше проходило дней, тем сильнее меня ломало. Плохо было настолько, что я просто не понимал, как жил все эти годы без дозы Бэмби в крови, без дерзкого взгляда её карих глаз, которые полосуют меня при каждой встрече, желая оставить на мне раны и шрамы. Без запаха её кожи, которую хотелось вдыхать, целовать и лизать. Без иронично изогнутых губ, жалящих словом.
Целый месяц я делал всё, чтобы очистить свою голову от неё, но она сумела пробраться гораздо глубже, залезла, как тонкая игла, под кожу, к артериям и в самое сердце, застряв в нём и мешая существовать.
Крутившиеся вокруг меня девицы по сравнению с ней казались пресными, как сточная вода, лившаяся из крана, но не утоляющая жажду, поверхностными и неинтересными настолько, что даже трахать их не доставляло мне больше удовольствия.
Казалось, за это время я должен был успокоиться, прийти в себя, но, вопреки ожиданиям, стал дёрганым, резким и злым больше чем обычно. Как только приземлился в Москве, снова задействовал своего человека, который следил за ней. Трубку Ульяна не брала, и я сдуру даже приехал к ней домой. Постоял под дверью, как влюблённый идиот, не понимая, чего хочу добиться, но всё же нажал на кнопку звонка.
Меня встретил взволнованный муж, к моему сожалению, до сих пор для неё не ставший бывшим, явно не ожидавший подобного визитёра.
– Где Ульяна? – спрашиваю не здороваясь, отодвигая его в сторону и проходя внутрь.
Олег следует за мной, и я обнаруживаю в квартире какую-то постороннюю бабу, далеко не Евстигнееву. «А быстро он сумел переключиться», – думаю про себя.
– Ульяна здесь уже почти месяц не появлялась, – запинаясь, объясняет он, – я ничего о ней не знаю.
Не поверив на слово, я бесцеремонно обшарил все шкафы в доме, но они были заполнены женскими шмотками. Сгрёб содержимое с полок, пытаясь понять, ей они принадлежат или нет. Её полицейская форма, та самая, с погонами, в которой я увидел её в тот день, висела на вешалке, и сердце учащённо, будто в ожидании грядущей беды, забилось.
– Где Ульяна? – вновь задаю вопрос, на этот раз мой голос звучит глухо, скрипуче, с угрозой.
– Она не забирала одежду, я не имею понятия, где она, – оправдывается он, и я, не выдерживая, беру его за грудки и ударяю спиной о бетонную стену, поднимаю на уровень своего лица, чтобы его блёклые глаза смотрели в мои, наполненные кровью и страхом, пока ноги болтаются в воздухе.
– Ты, тварь, за этот месяц ни разу не озадачился, где твоя жена?
Он качает головой, оправдываясь тем, что подал в суд документы на развод. Я разжал пальцы, и это фуфло сползло по стенке на пол.
Пульс бил по вискам с бешеной скоростью, и, покинув их некогда семейное гнёздышко, я вновь набрал номер её телефона, выжженный в моей памяти. Ответом мне стали лишь длинные гудки.
– Богдан, Евстигнеева пропала с моих радаров. Могу только предположить, что это связано с операцией, проводимой следственной группой, частью которой она является. Информация засекречена, но, судя по всему, она выполняет оперативную работу, действуя под прикрытием. Уж больно она подходит под внешность жертв того маньяка, которого они пытаются поймать.
– Блядь, – ударяюсь макушкой о подголовник автомобильного сиденья, почуяв, что в то время, пока собирался затушить в себе пожар, проебал всё на свете.
