– Я подумал, что то, что контролировало Тавру, не умеет читать. Что оно не смогло прочесть надпись на камнях, поэтому попросило пауков спрятать сообщение…
«… Я пишу тебе от имени Найи и Гурджина, а также всех тех, кому ты помогла с тех пор, как покинула Ха’рар, чтобы выполнить поручение Аль-Модры…»
– Мне нужно было проверить его, и я воспользовался…
«Я знаю, тебе наверняка было трудно узнать о столь тяжелом и страшном предательстве скексисов. Я хочу, чтобы ты знала, что ты очень дорога нам всем, и если тебе нужна помощь…»
– Я воспользовался тем, что оказалось под рукой…
Но Амри уже было не остановить. Кайлан, закрыв лицо руками, ждал, когда он дочитает до конца. Амри стоял перед Таврой, Найей и всеми звездами и лунами и громко читал, чтобы все они слышали:
«…просто позови нас. Я крайне восхищен твоим мужеством и твоей верностью всему доброму и хорошему, и хоть я не в состоянии выразить все эти чувства словами, чтобы сказать их тебе лично, хочу хотя бы заверить тебя словами, которые остаются. Твой друг Кайлан».
После этого стало очень тихо. Кайлан досчитал до девяти, прежде чем поднять взгляд и проверить обстановку. Абсолютно гордый собой, Амри снова сложил записку и убрал ее в карман, после чего сел рядом с Найей. В ночной темноте его глаза были широко раскрыты и ярко сияли смехом. Найя тоже улыбалась.
– Надеюсь, однажды ты напишешь мне что-нибудь не менее приторно-сладкое, – поддразнила его она. – Я научусь читать только ради того, чтобы суметь это прочесть. И буду читать каждую ночь перед сном!
Кайлан погладил себя по щекам, чтобы остудить свое смущение.
– Послушайте. Я… я пытался сказать ей лично, но не смог подобрать слова. Поэтому написал. Когда я увидел, как Крычк говорит со скексисами, мне… мне надо было убедиться, что это не Тавра, прежде чем загонять ее в ловушку. Тавра умеет читать, но мне показалось, что Крычк этого делать не умеет. Я знал, что если она не отреагирует… на это письмо…
– То я – это не я, – наконец заговорила Тавра, которая теперь сидела на камне у костра. Ее крохотное сапфировое тело сияло, а на нем светился символ снооттиска, который привязал ее душу к телу паука. – Умный план. Я рада, что он сработал.
– Когда он показал мне письмо, я понял, что что-то не так, – вставил Амри, кивая с чувством собственной важности. – Не могло быть такого, чтобы серебристая принцесса была неграмотной.
Улыбка Найи не исчезла. Подперев подбородок рукой, она заулыбалась, но мягко и счастливо.
– И вот мы здесь, с фиркой. Гурджин скоро прибудет в Сог… а Райан, должно быть, уже в Ха’раре. Я очень рада, что мы сможем там встретиться с ним и сообщить хорошие новости. Хоть некоторые из новостей будут и не очень хорошими.
Тавра помахала передней лапкой. Невзирая на его убежденность, что в случае своевременного прочтения она бы несомненно отреагировала на его письмо, дочь Аль-Модры не выказала никакой реакции сейчас. Кайлан не знал, какую реакцию он ожидал.
– Такова цена успеха, – просто сказала она. – И ее придется уплатить еще не раз. Остается лишь надеяться, что в итоге у нас хватит богатств, чтобы обменять их на нашу свободу от скексисов и ситуации, которую они создали для нашего народа.
Кайлан обрадовался смене темы разговора, пусть даже в столь серьезном ключе. Так он хотя бы сможет сказать что-то позитивное и ободряющее. На этот раз он укажет на яркую путеводную звезду, способную осветить им путь, хоть и ненадолго.
– Завтра я сыграю на фирке, – произнес он. – В Гробнице реликвий урЛии напомнил мне кое о чем. О вплетании снов – привязывании сновидения или мыслей своего ума к написанному. Не все гельфлинги умеют читать, и я задумался. Недостаточно просто написать послание фиркой, пусть даже очень большое и всеохватывающее. Его мало кто сможет прочесть, зато скексисы точно смогут.
– Хочешь связать сообщение со сновидением? – Поддразнивающее настроение Амри сменилось серьезностью, и он взволнованно сжал руки в кулаки. – Блестящая идея! Так скексисы не смогут расшифровать сообщение, даже если перехватят одно из посланий!
– В такие-то времена они наверняка догадаются, о чем оно, – сказала Найя. – Я не могу читать, но на месте скексисов, если бы я увидела что-то такое, то предположила бы, что это предупреждение для всей расы гельфлингов. Что это меняет?
Кайлан покачал головой.
– Я замаскирую послание. Использую символ, означающий что-то иное, но когда его коснется рука гельфлинга, начнется сновидение. Модра Мера уже начала обучать меня этому, но я ушел из Чащобы Сами, так и не успев как следует этому обучиться. Я всегда считал, что она обучала меня лишь потому, что я ни для чего другого не гожусь. Но кажется, я уже так сделал с Таврой. Я вшил сон ее ума в тело паука.
Этого аргумента было недостаточно, чтобы развеять общую задумчивость, поэтому Кайлан набрался смелости и постарался сформулировать словами то, что хотел сказать. Был лишь один способ преуспеть: взять в свои руки контроль над своей судьбой.
– Я вложу послание, которое положит начало нашей борьбе со скексисами.
В ту ночь они спали под звездами. Кайлан наблюдал их медленное вращение и прислушивался к теплому ветру в траве. Впервые за долгое время он ощущал, что сможет поспать спокойно. Он положил руки на фирку у сердца. Больше всего на свете ему сейчас хотелось поиграть на ней, но он терпеливо ждал. Он дождется завтрашнего дня, а до тех пор попридержит свое предвкушение и сильное желание. От этого финальная песня станет только сильнее.
Рядом с его щекой качнулась травинка – единственный признак того, что к нему пришла Тавра, беззвучно проложив себе путь по верхушкам трав подобно тому, как он перепрыгивал по камням дорожек в Чащобе Сами. Она ничего не сказала, балансируя на стебле горной голубоглазки, словно миниатюрный, изящный акробат.
Он думал, что она заговорит, но она молчала. Они просто помолчали в тишине – признательность, – и она ушла, не сказав ни слова.
Глава 29
Наутро Кайлан осторожно, чтобы не разбудить других, ушел на соседний склон. В воздухе кружило больше розовых лепестков, а один прилетел на его тунику, и Кайлан вспомнил, что видел похожий в Камне-в-Лесу. Туда его донесло ветром, а потом – к водам Черной реки и ко всей Тра.
Ему хотелось, чтобы его послание разносилось так же. Он продолжал пробираться выше, прокладывая путь сквозь склонившуюся траву и скопления цветов до тех пор, пока не обнаружил дерево, с которого по всей горной местности разлетались лепестки.
Дерево оказалось высоким и прекрасным, крючковатым, подобно руке старейшины, с множеством узлов, сочленений и сгибов. Его листва была щедро наполнена персиковым, розовым и красным цветением. Когда сквозь него продувал ветер, лепестки подхватывало легким вихрем и разносило по всему Темному лесу и, как он надеялся, по всей Тра. Лепестков и листьев было так много, что даже после сильного порыва ветра их не становилось меньше. Именно этому дереву он исполнит песню на костяной фирке.
