Он видел лишь зарисовки фирки и таившуюся надежду. Она напоминала те фирки, на которых он играл и которые видел, – с одним мундштуком, который затем разветвлялся. В конце каждой из двух трубок были вырезаны по три игровых отверстия – по одному для каждого пальца, если правильно держать инструмент двумя руками. Фирку изготовляли из разных материалов, каждый придавал свою особенность звучанию. Чаще всего ее вырезали из цельного куска дерева, но также немало фирок делали из разветвленного тростника. Клан Сифа изготавливал фирки из рогатых морских ракушек с шипами, и их голоса были призрачными и были наполнены призвуком рева океанских волн. Фирка была наиболее распространенным музыкальным инструментом гельфлингов, даже, наверное, самым простым, однако за счет множества материалов, из которых ее изготовляли, у нее было больше всего разновидностей. Из нее можно было извлекать как отдельные звуки, так и многозвучия, при этом она была настолько маленькой, что ее можно было носить подвешенной на шее.
Кайлан достал кость птицы-колокол и положил на раскрытую книгу. Она была уже разветвленной. Чуть больше обычной деревянной фирки спритонов, но целая и невредимая. Им повезло, что Амри смог ее найти; им посчастливилось не только найти оставшуюся кость, но даже найти кость в идеальном состоянии. Из простой кости тоже можно было бы сделать флейту, но, задумался Кайлан, возможно, эффект был бы другой. Он вспомнил, как своей фиркой дополнил песню урВа и урЛии. Третий звук добавил песне силу, хоть Кайлан и подозревал, что удерживающую скекЛи силу песне добавила именно его связь с урРу.
Нет, флейта была бы другой. Фирка – особенная. На ней можно было играть сразу две ноты, оставляя место для третьей. Каким должен был быть третий голос, Кайлан не знал, но инстинктивно чувствовал, что это как-то связано с легендой о птице-колокол. О птицах, пению которых вторили горы. Возможно, если птицы-колокол пели в две ноты, то третью партию исполняла сама Тра. Возможно, гельфлинги высоко ценили фирку, потому что в ее звучании было место для голоса Тра.
Кайлан взял кость, покрутил ее, изучая со всех сторон. Ему нечем было даже зашкурить или обрезать ее. Игровые отверстия нужно было разместить очень точно, иначе извлекаемые звуки не будут звучать в согласии друг с другом. Если бы всего трайн назад у него спросили, как бы он без инструментов изготовил из древней кости фирку, способную изменить судьбу всех гельфлингов, он бы в ответ рассмеялся. А теперь у него не было времени для смеха. Нужно было изготовить ее здесь и сейчас, используя только то, что есть под рукой. Другого выбора нет.
Он понимал, что если долго оставаться в нерешительности, то храбрость может оставить его, поэтому вдохнул поглубже и приложил большой палец к одному из концов флейты. Намерением он создал горячую энергию для созидания снооттисков прямо на поверхности большого пальца. Когда появилось голубое свечение, из того места, к которому он прикоснулся, пошел тонкий белый дымок. От вибрации горячей энергии снооттиска кость запела высоким резонирующим звуком.
Приходилось действовать медленно, с большой осторожностью. Закончив, он поднял палец и посмотрел на результат. Края в том месте, где он оставил оттиск, были гладкими, словно опытный резчик по дереву срезал отверстие идеально острым ножом. Оно было чистым и белым, как и вся остальная кость, а не зазубренным обломком, отвалившимся от останков. Отверстие было горячим на ощупь, но быстро остывало, и Кайлан выдохнул. Значит, так можно. Он сможет справиться.
Он занимался этим весь день до самого вечера. К тому моменту, когда Найя вернулась с пойманным ужином, лоб Кайлана и волосы на зашейке стали липкими от пота, а брови болели от того, что он их сосредоточенно сводил вместе. Ощутив на своем плече мягкое прикосновение руки, требующей внимания, он легко засмеялся и поднял взгляд.
– Что думаешь? – спросил он.
Найя заглянула через его плечо, и он приоткрыл руки. На его коленях лежала белая фирка, мастерски выполненная и идеально отшлифованная. Он едва ли помнил, как ее сделал, ну, или просто не мог вспомнить, как это происходило. Когда его голова прояснилась от напряженного фокуса, он понял, что входил в какой-то транс. Его пальцы были покрыты волдырями и болели, но результат самоотдачи был идеальным, словно он преобразовал кость птицы-колокол в инструмент, для которого она и предназначалась.
– Она прекрасна, – сказала Найя.
Тавра, которая сидела на плече Найи, спустилась по ее руке, чтобы посмотреть поближе.
– Действительно, – сказала она. – Я бы очень хотела услышать ее звучание ушами гельфлинга.
Этот комплимент был невеселым. Кайлан не смел играть на фирке вблизи Тавры, ведь от ее звуков Тавру парализовало, даже когда фирка была всего лишь костью. Грустно, но с этим сейчас было ничего не поделать.
– Прости меня. Если бы я не заковал тебя в паучьем теле…
– Если бы ты этого не сделал, я бы уже умерла. И не смогла бы увидеть ваши успехи. Так что я тебе очень благодарна… Перестань ругать себя за то, что ты делаешь по зову сердца. Сейчас же! И вам следует поесть после тяжких трудов, совершенных за эти дни. Уверена, Найя со мной согласна.
В животе у Найи заурчало.
– Какая я предсказуемая, – согласилась она.
Кайлан подошел к костру, где сидели остальные. Найя поймала несколько рыб, а Амри поджарил их на огне, подкоптив чешую до черноты. На рыбу он намазал пасту из своих загадочных склянок, но эта, по счастью, пахла намного лучше той мази, которую он намазывал себе на стопы. Найя наклонилась и прошептала:
– Я пообещала ему, что позволю ему готовить. Если что, заранее извини.
– Может, я днем плохо вижу, но слух у меня безупречный, – сказал Амри.
Было так задумано или нет, но на вкус почерневшая рыба была солоноватой и сытной, с приятным привкусом, напомнившим Кайлану грибы и ягоды.
После ужина, когда они устроились вокруг огня, Кайлан нашел шнур и подвесил костяную фирку себе на шею. Теперь она была самой ценной его собственностью, и он не хотел потерять ее.
– У меня вопрос, – сказала Найя, облизывая пальцы. Она засунула шпажку в костер и смотрела, как та загорается и потрескивает. – Когда ты придумал, как отловить кристаллического паука, ты дал Тавре записку. Написанное в ней одурачило паука. Я хочу знать, что там было написано!
Кайлан почувствовал, как потеплели его щеки, хоть и знал, что в танцующих бликах костра никто не увидит, что он покраснел.
– Ох. Это не имеет значения…
– Она у меня с собой!
Словно по волшебству у Амри в руке возник клочок бумаги, немятый и сложенный – в таком виде, в котором Кайлан в тот вечер дал его Тавре. Он протянул руку, чтобы забрать его и уничтожить, пока никто не успел прочесть, но Амри отпрыгнул в сторону.
– Дорогая Тавра, – начал он читать. Кайлан спешно перебил его, в надежде заглушить чтение Амри.
