Сын, появившись в дверях, замечает:
– Это еще далеко не самое сумасшедшее.
– А что самое? – заинтригованно спрашивает картограф.
Дебильный у хозяина сын или нет, отец смотрит на него, прежде чем решить, рассказывать или нет. Потом говорит:
– Один богатый заказчик захотел классическое авто. Мерседес 300SL с дверями «крыло чайки». – Отец и сын рефлекторно вскидывают руки, показывая. – Но широковата оказалась машина даже для самого широкого тоннеля. Не протиснется никак. Я неделями ломаю голову – думаю, как расширить, чтоб ничего не обрушилось. И вдруг у меня мысль. Фильм я когда-то видел – про Эмпайр-стейт-билдинг в Нью-Йорке. Для рекламы «Форд мотор» решили поднять «Мустанг» на самый верх, на крышу. Трюк такой. Но как одолеть сто этажей? По лестнице ведь не въедешь.
– Да, – говорит картограф.
– Так они взяли, разрезали машину на части, подняли их на лифтах, а наверху опять собрали. Ну, я и подумал: какая разница, наверх по прямой или вперед по прямой? Если пройдет через тоннель по частям, то почему нет? – Он откидывается назад и скрещивает руки на груди, словно напрашиваясь на восхищенную похвалу. – Мы протащили-таки, зазоры были сантиметровые.
– Обогатился ты, наверное, с этого.
Хозяин заходится смехом, который звучит как кашель.
– Какое там, едва расходы покрыл. Но для хорошей рекламы стоит раскошелиться – это не только фордовцы знают. Черному рынку тоже ведь нужно, чтоб слава шла.
– Ну что ж, до меня она дошла. У меня к тебе очень специфическая просьба.
– Я бы с радостью, но египтяне все разрушили, все перекрыли. А мы ведь только закончили новый маршрут. Там были рельсы, сплошная автоматизация, маленькие плоские дрезинки с мотоциклетными моторами шнырь-шнырь туда-сюда.
– Сочувствую твоей потере, – говорит картограф, как будто у собеседника умер кто-то из родни.
– Да. Как все, кто нажил миллион-другой на тоннелях из Газы, я ушел на покой не по своей воле.
– Я вижу тебя в первый раз, – говорит картограф, – но ты, мне кажется, не из тех, кто сдается и складывает руки.
Хозяин стучит себя пальцем по виску, скашивая взгляд.
– Ну еще бы, я занят, работаю над следующим поколением. Не знаю, может, пять лет пройдет, может, десять, но когда-нибудь они ведь расслабятся, дадут нам внизу шанс, и я хочу быть готовым. Проектирую микротоннель с использованием труб из поливинилхлорида. Невидимый для эхолокаторов, неуязвимый для бомб. А фокус в чем? Пневматика. Понимаешь? Будем гонять взад и вперед капсулы под давлением. Небольшие габариты. Деньги, медикаменты. Раз – и готово, быстрей, чем в магазин сбегать.
– Хитроумно.
– Не мое изобретение. Я тут связался через интернет с мексиканцами. Поразительно, что они творят под границей со Штатами. Моя специальность – не инновации, а развитие.
Картограф прочищает горло.
– Если ты человек развития, то я как раз и пришел, чтобы просить о чем-то небывалом.
– Если бы я что-нибудь мог сейчас… – Хозяин сочувственно хмурится. Его широкое лицо выразительно вытягивается.
– Если я тебе не поверю, как ты к этому отнесешься? – спрашивает картограф.
– На здоровье, дело твое. Сейчас такое время – каждый во что хочет, в то и верит. – Он пожимает плечами. – Но скажи все равно. Если бы я все еще мог, что бы ты попросил меня переместить?
– Женщину, – говорит картограф.
– Так ты ради этого ко мне пришел? Столько переживаний из-за того, что надо какую-то родственницу переправить в Египет? Почему сразу не сказал? Если она не в списках, если на нее ничего нет, медицинский туризм никто не отменял, этим мы занимаемся.
– Дать взятку, бумажку подделать – не то же самое, что переправить под землей, – говорит его сын. – Для нас медицинский туризм – побочная деятельность.
Отец поворачивается к сыну, его настроение меняется в долю секунды.
– Почему ты здесь? Что там с углями?
Сын ныряет в кухню, а затем идет из нее через комнату наружу с подносом, полным мяса. Когда за ним закрывается дверь, картограф говорит:
– С этой женщиной мы не родственники. Да, ее надо переместить, но не отсюда туда.
– Без разницы, в какую сторону. Все маршруты перекрыты. Тоннели затоплены и обрушены.
– Я знаю, – говорит картограф. – Но я про другие тоннели. Между нами и Израилем.
Лицо хозяина багровеет. Он вскакивает, хватает пульт и выключает телевизор. Его сын просовывает голову в комнату, и хозяин рявкает:
– Иди к шашлыкам и закрой дверь!
Потом поворачивается к картографу, полный ярости.
– О чем ты мне толкуешь? Нет таких тоннелей!
– Я хочу провести женщину. Еврейку из Израиля.
– Смертная казнь! И тебе, и ей, и, скорее всего, мне тоже – за само обсуждение.
– Я ей то же самое сказал, – кивает картограф. – И поэтому я не хочу, чтобы она прошла весь путь. Хочу только встретиться с ней внизу.
– Что это значит – встретиться внизу?
– Свидание. В любом подземном коридоре, какой ты укажешь.
– Все это ради свидания? Ты хочешь трахнуть кого-то в тоннеле?
– Поаккуратней, – говорит картограф. – Свидание, да. Я хочу, скажем так, снять на один вечер тоннель, ведущий в Израиль.
Хозяин идет к боковому столику и шарит в ящике. Достает пачку сигарет и коробок спичек. Зажигает сигарету и глубоко затягивается несколько раз.
Когда никотин подействовал и к нему вернулся дар речи, он говорит:
– Чистейшее безумие. – Затем, помолчав: – С чего ты взял вообще, что он существует, тоннель в Израиль?
– Для следующей войны. Для войны, которая точно будет. Я знаю, что они есть. И я знаю, что их прокладываешь ты.
Хозяин подходит к двери. Запирает ее и прислоняется к ней спиной.
– Давай вообразим, – говорит он, – что я не сигарету, а пистолет вынул из ящика. – Направив сигарету картографу в лицо, продолжает: – Давай представим себе, что я девятимиллиметровым целюсь тебе между глаз.
– Представил, – говорит картограф.
– Чувствуешь?
Картограф отвечает взглядом, не решаясь кивнуть.
– Хорошо, – говорит хозяин. – А теперь скажи мне. Это не разводняк, не двойная гребаная игра? Потому что я пустил тебя к себе в дом, рассказал тебе про свой бизнес, а теперь собираюсь разделить с тобой любовно приготовленную еду.
Картограф, стараясь не выглядеть паникующим и вместе с тем не желая обидеть собеседника слишком спокойным видом, отвечает:
– Это искренняя, честная просьба.
– Потому что это тебе не хухры-мухры, это крупные дела, заказ с самого верха, оплачивает Иран – вот что они такое, эти тоннели, которых нет. Серьезная штука – серьезней некуда.
